дела нет, толстые они или нет – меня это не касается! Я видела достаточно.
Борис резко вздрогнул, с ненавистью глянул на Симу и сильно дёрнул на себя свою сумку, от чего одна ручка оторвалась, оставив в самой сумке небольшую прореху.
– Я надеюсь, ты все мои вещи сложила? – Боря взял себя в руки и заговорил прежним своим благовоспитанным и интеллигентным тоном, – Ничего не присвоила?
– Ну, не могу так точно сказать, я список не составляла. А ты сам что же не позаботился акт составить, когда ко мне с вещами явился? Ты, как юрист, должен знать, как это делают – опись имущества и всё такое. Может быть, что-то я и забыла положить, можешь завтра приехать и поискать в мусорных контейнерах, я туда отнесу, что ещё найду!
– Ах ты… – Борин лоск снова вдруг слетел и подевался куда-то, теперь уже безвозвратно, и он грязно выругался, – Смотри, ходи да оглядывайся! Встретишь весну, оттаяв в сугробе!
– Да, да! Иди уже, и не забудь, что я предусмотрительно включила запись разговора, – Сима показала телефон, вынув аппарат из кармана, хотя это и был блеф чистой воды, она только сейчас подумала, что нужно было включить запись.
Борис покраснел ещё сильнее, но промолчал на этот раз, и Сима подумала, что нужно было сразу его записью припугнуть, тогда она могла бы избежать этого неприятного разговора. Выпихнув ногами за дверь оставшиеся пакеты с вещами Бориса, Сима заперла дверь на оба замка и на задвижку.
Еще где-то минут десять она наблюдала в глазок, как Боря таскал свои вещи в стоявшую у подъезда машину такси, которую Сима приметила раньше. Мужчина постоял у двери, держа в руках последние три пакета, потом плюнул на дверь и шаги его застучали по лестнице.
После того, как Сима проводила взглядом выехавшую со двора машину такси, усталость навалилась на неё, тошнота снова подкатила к горлу. Чтобы успокоиться, она старалась думать о том, что вообще-то сегодня был неплохой день! Она нашла работу, которую хотела, и еще она избавилась от человека, пустить которого в свою жизнь было её явной ошибкой. И хорошо, думала Сима, что всё это случилось сейчас и не зашло слишком далеко – она не успела натворить того, что было бы гораздо сложнее исправить!
Сима вошла в кладовку, глядя на опустевшие полки. Достав коробки, она стала раскладывать по прежним местам и Димину аппаратуру для фотографии, и книги снова вернулись в шкаф в спальне. Достав из чехла накидку на кресло, Димину любимую, из овчины, Сима прижалась к ней лицом и разрыдалась в голос.
– Прости, прости меня! Какая я дура, дура! Ничего не могу я в этой жизни без тебя, и не хочу ничего… ничего не хочу… к тебе хочу, забери меня, прошу…
На дворе уже была поздняя ночь, часть фонарей уже погасли, окна соседей почти нигде не светили, оставляя на снегу отблески. Сима стояла у окна и смотрела на медленно кружащийся в сероватой мгле снег, пушистыми облаками укладывающийся на притихший двор. Вдалеке, на проспекте шумела жизнь, небо над городом было подцвечено отсветом уличного освещения,
