бродишь одна в классе или в дортуаре: все холодно, мертво так кругом… Теперь, как говорится, все наши учителя «запороли горячку»: программы, повторения, билеты – все пошло в ход. Настал черед учителей разевать рот и уши развесить, чтобы успеть все услышать и проглотить то, что им мы будем говорить со своих скамеек. Ох-хо-хо! Учимся, учимся, вот я, например, до 6-го класса дошла, и все-таки у меня голова пустая бочка. Ведь как, например, мы готовимся к экзамену. Положим, сдали русский, а дня через три алгебра и геометрия. И вот, по выходе из класса, мы стараемся выкинуть из головы всю программу русского языка, чтобы снова набить ее математикой; кончится математика – вытряхивай все математическое, чтобы набить ее историческим, и так до конца экзаменов. Когда же они кончатся, то у учениц в голове получается результат: у неспособной – осталась в голове программа последнего экзамена, потому что ее не для чего уже было вытряхивать, и те обрывочки от программ других предметов, которые как-то успели уцелеть в ее голове; у способной – вся программа последнего предмета и обрывки программы предпоследнего, а про первые экзамены и говорить нечего, – почти что все бывает позабыто (когда забываешь – даже лучше, – в голове просторней бывает); у зубри-зубрящей все от зубрения в голову иногда заседает довольно крепко и только, но своего они никогда почти ничего не могут прибавить к выученному. Ну, да Бог с ними, с экзаменами-то, ведь еще не настали!
Ал. Ник. сказала, что чахотка заразительна. Я была в восторге. Значит, стоит мне прийти к больной Лизе, поцеловаться с ней несколько раз, подольше посидеть и заражусь. Я чуть было на стуле не подпрыгнула, но Ал. Ник. сказала, что можно заразиться, находясь постоянно с больным, и притом долгое время, а я ведь самое долгое могу сидеть у Лизы – час!..
18 марта. Пятыми овладела бешеная стихомания: влюбляются и стихи сочиняют. «Обожают» – и признание в любви в стихах… Дурочка Дуня – и та тоже что-то про любовь сочинила, да рифмы подобрать не сумела и за ужином просит мою тетушку:
– Сочини мне рифму на «ешь».
– Горошку поешь – говорит, а сама так и хохочет (у них горох был).
– Да нет, – кричит Дуня, – у меня в стихе: ты всех в себя влюбляешь.
– В таком случае можно: и горошек поедаешь…
– А, а, а, – разревелась Дуня, – вы все надо мной насмехаетесь, я про вас классной даме скажу!
Так и не сочинила стиха Дунечка. И я, точно нарочно, вчера переложила элегию «Брожу ли я» на гимназические чувства и сегодня прочла ее в классе; всем понравилась, многие списали. После мне говорит С.:
– Лиза, милая, напиши стихи!
Думая, что она просит в альбом ей написать, соглашаюсь.
– Да мне не то! Ты мне про меня, сама сочини, да подлиннее!
Я так и вытаращила на нее глаза: я – и вдруг стихи пишу!
– Ты ведь меня знаешь и напиши про меня; ты так хорошо элегию переложила.
Эх, не может понять человек, что перекладывать и самой сочинять – две
