наступления. Сам он на этот раз описал ситуацию со снабжением армии как безотрадную. Один гамбургский коммерсант, господин Браун, которого он отправил для проверки положения, сможет дать мне более полную информацию в Халебе. К сожалению, с незаменимой здесь твердой валютой некоторые перебои, однако он надеется, что сможет отправлять мне еженедельно по 100 тысяч турецких фунтов (то есть 2 миллиона марок[42]) золотом.
Утром 27 августа я выехал в Халеб.
Поездка по Малой Азии заняла шесть дней. В Конье я использовал остановку, чтобы осмотреть знаменитый памятник эпохи Сельджукидов, гробницы в мечети Алаэддина[43] с высокими белыми тюрбанами на гробницах, а также главный монастырь танцующих дервишей, которых я уже встречал в Стамбуле[44]. Добрую память сохранил я о скалистой, но частью поросшей густым лесом котловине Карапунар (то есть «черный источник»), где пока оканчивалась основная часть Багдадской магистрали. Здесь после тяжелой поездки по жаре я смог весьма основательно помыться и взбодриться, а затем уютно посидеть вечером на свежем воздухе на удобном стуле перед офицерским казино, наслаждаясь мирно заходящим за отроги Тавра солнцем. Ранним утром 31 августа началась авантюрная 5,5-часовая поездка по узкоколейке через горы, ведь туннель в Тавре до сих пор не был открыт. К несчастью, здесь нередки были падающие блоки, а также сходы с рельс. Вагоны одного из недавно перевернувшихся составов узкоколейки в беспорядке валялись на склонах. Вдоль всей дороги рядом с рельсами лежали бесчисленные и полуобгоревшие тюки с хлопком. Лишь малая часть отправляемых ценных грузов достигала Германии. Слишком уж велика была опасность возгорания от искр для открытых платформ, ведь топили дровами. В Гелебеке (то есть «бабочка»), поселении, основанном на Багдадской магистрали для строительства на другой (восточной) стороне недостроенного Таврского туннеля, – который и действительно осел здесь лишь ненадолго, словно бабочка, – начинался восточный участок полномасштабной магистрали.
Днем 2 сентября мы прибыли в Халеб. Первым стойким ощущением стало зрелище мощной цитадели, которая возвышалась своими огромными дымовыми трубами – похожими на фабричные трубы во французском индустриальном районе в Артуа – над этим городом с некоторым налетом Запада. Я встретил любезный прием у германского коммерсанта Флехзига.
Важнейший из моих визитов был к господину Брауну. Он был по происхождению англичанин, но в начале войны принял германское подданство[45]. Он провел много лет в Ираке, представителем крупной гамбургской фирмы «Вёнкхаус и Ко»[46]. Не было сомнений в том, что он весьма основательно знал эту страну. Без всяких красивых фраз он деловито описал мне положение 6-й армии со снабжением и транспортом как крайне серьезное, а потому полагал, что любой замысел наступления на Багдад следует совершенно исключить. Он был первым, кто уже тогда опасался голода в Месопотамии, и потому выступал за немедленный вывоз
Автор имеет в виду довоенный устойчивый курс, который в 1917 г. продолжали учитывать по привычке, хотя девальвация валют шла с различной скоростью, а золотое обеспечение их и до войны, и особенно во время оставляло желать много лучшего. Золотой стандарт Прекрасной эпохи ушел в историю во всех воюющих странах задолго до 1917 г.
Имеется в виду основатель одного из суфийских орденов Джалаладдин Руми (1207–1273), один из самых почитаемых богословов и поэтов исламского Средневековья.
Так в тексте, хотя до 1930-х гг. это название редко употреблялось даже в самой Турции, ведь город по-прежнему официально назывался Константинополем.
Поэтому его фамилия приводится автором в ее исходном написании: Brown.
Главой этой гамбургской фирмы, владевшей тогда несколькими торговыми факториями на Персидском заливе, был Роберт Вёнкхаус (1874–1953). См. подр.:
