это сын или дочь, но думала о том, как этому человечку помочь войти в жизнь.
Оглядываясь назад, я вспоминала то, что было в моём детстве, и наблюдала процессы воспитания в семьях своих друзей. И вот настал день, когда мы, наконец, встретились с моей дочкой. Мне принесли завернутый в роддомовские пеленки сверток со щёчками, свисающими за края косынки. Пока мы были в роддоме, и новорожденных везли к мамам на каталке по коридору, моя девочка помогала какому-то малышу громко звать его маму, но замолкала, как только их останавливали перед нашей палатой. Её имя я знала за несколько лет до её рождения. Никаких сомнений или вариантов здесь быть не могло, хотя окружающие удивленно пожимали плечами.
Это имя нечасто встречается и сейчас. А тогда было модно называть девочек Катями и Настями, но я по своему опыту знала, как приятно быть единственной Кариной. Это сейчас моё имя стало очень популярным, к чему я так и не могу привыкнуть. Мне непонятно, как можно ждать ребёнка 9 месяцев и не придумать ему за это время имя, а потом нарекать второпях. А человеку с этим именем жить всю жизнь, а если это сын, то и его детям…
Я всегда была рядом с ней, когда она в этом нуждалась, и старалась понять, почувствовать её. Помочь, но не сломать характер. А он у неё с самого начала был непростой. Нам обеим предстояло учиться ладить друг с другом. Но я взрослее, и ответственность – на мне. Дочка была застенчивым ребёнком, и я искала способы без давления справляться с её застенчивостью и страхами.
В 4 года, впервые увидев море, зайдя по пояс в воду, она споткнулась и упала. После этого ей было страшно даже ноги намочить в море. Она кричала на весь пляж, когда я пыталась зайти в воду с ней на руках. Приходилось находить способ заходить в воду так, чтобы ей не было страшно. Я придумала игру, и через неделю она уже сидела в надувном круге и плескалась на мелководье.
А в 7 лет она испугалась овчарки наших родственников, которая приняла её за чужого. И потом каждый раз, завидев издалека собаку, моя малышка в мгновенье вскакивала мне на руки. Я так и несла дочку мимо собаки несколько метров. Мы говорили с ней о том, что собаки бывают разные и многие из них добрые. А через полгода она уже спокойно проходила мимо них сама, но окончательно этот страх прошёл спустя 5 лет.
Я всегда позволяла дочке проявлять своё творческое начало. В её комнате можно было даже на обоях рисовать. Когда ей было два года, у неё появилось желание рисовать те спиральные загогулины, которые изображают малыши, не только на бумаге, но и на себе. Она шариковой ручкой рисовала их на щеках, на ладонях и на стопах своих ног. И так же разрисовывала своих кукол. Я не возражала и не умывала её каждый час. Мне было наплевать на то, что люди смотрели косо на меня и на неё, когда мы с ней такой разукрашенной шли по улице. Дочке так нравилось. Так она видела себя красивой, а окружающие её не сильно волновали.
Но я понемногу приучала свою девочку
