нужны, чтоб их клеить.
А жизнь нужна, чтоб жить.
Машка подставила лицо ещё тёплому осеннему ветру. Он проникал будто под кожу, продувая насквозь и стирая плохие воспоминания. Она снова здесь, видит весь город, который, как на ладони. В нём копошатся муравьи: делают домашку, зарабатывают деньги, готовят ужин, ездят на машинах.
А она здесь. С ней «Элен и ребята». Сериал уже давно перестали показывать, но Машка навсегда запомнила их, французских парней и девчонок. Вот с ними было бы классно проводить время. Они бы всё-всё поняли и не смеялись, не унижали, а главное, не лгали.
В многоэтажках загорались цветные окна одно за другим, а тьма всё сгущалась. Как будто дома были огромными разноцветными фонарями во мраке бескрайней пещеры. Когда игра со светом прекратилась, Машка решила отправиться домой – здесь больше делать нечего.
Подпрыгивая на бегу, она миновала скамейку, на которой сидела полнотелая дама с раскрытой книжкой в руках и закрытым зонтиком возле правой ноги.
– Девочка, подожди! – крикнула она ей вслед. – Подожди! У тебя выпало что-то из кармана!
Машка остановила радостный бег.
Выпало? Что там могло выпасть? Жвачка сжёвана, наклейка наклеена…
– Вот… – Женщина протянула серую бумажонку, сложенную вдвое.
– Угу, спасибо, – небрежно бросила Машка и так же небрежно схватила записку.
Наверное, кто-то сунул ей в карман обзывательства, как было однажды в начальной школе. Тогда учительница подняла бучу и защитила Машку, и никто больше не смел писать всякие гадости про неё и её семью. А теперь…
«Если хочешь попробовать начать новую жизнь, приходи сюда завтра».
Машка дважды перечитала записку.
– Это не моё. Откуда?.. – спросила она, поднимая глаза, но вопрос лишь растворился в воздухе, так как в округе не было ни души.
Одинокая вышка, загородные поля и разноцветные огни городских домов.
Юрка Кактус
Промозгло было вокруг. Это ощущение сырости проникало не только под серую ветровку со сломанной молнией, но и во все здания: мрачные кирпичи построек девятнадцатого века впитывали дыхание осени как бы с ностальгией; из-под крыш высоток темнели струи подтёков; брус Яхты, символа района речников, медленно догнивал.
Юрка тоже, казалось, умирал изнутри. Что-то даже не сосало, а ныло под ложечкой от чувства дикого и непреходящего голода. Ожидание расправы Дамокловым мечом нависало с самого утра. Когда-нибудь он будет жить один, накопит на маленькую квартирку, найдёт скучную, но не тяжёлую работу, чтобы на ней не париться, но получать хорошие деньги. Чтобы ни от кого не зависеть. А вечером приходить домой и, закрывшись на ключ, массивной железной дверью отгородиться от них – от всех! И погрузиться в неведомые миры: книги, диафильмы, а может, получится – и на видак накопит. Кино, значит, посмотрит. Надо только пережить ещё лет пять детдомовского
