нравится твой позитивный настрой. Он делает мир лучше. – Глаза Итана заискрились. Он наклонился и поцеловал меня в лоб. У него проявились ямочки. Ямочки прекрасны. Итан тоже великолепен. Так почему же мне не терпелось распрощаться с ним только для того, чтобы убить неожиданного гостя возле своего дома, дабы все прохожие стали свидетелями?
О, верно – потому что Чейз Блэк разрушил мою жизнь и оставил меня собирать ее по кусочкам, пока каждый осколок наших разрушенных отношений все глубже вонзался в мою плоть.
Но об этом чуть позже.
Для начала нужно попрощаться с моим идеальным, почти спасшим меня от сердечного приступа доктором Реальность.
Пока я преодолевала остаток пути до своего дома, мое сердце бешено колотилось в груди, словно рыба, выброшенная на сушу, и перебирала варианты того, как поприветствовать Чейза. Во всех фантазиях я выглядела беззаботной, была на пять дюймов выше и носила роковые «Лабутены», а не зеленые туфли «Бабетта».
Забавно, не помню, чтобы оставляла мусор на улице. Позвольте проводить вас обратно к мусорному баку, мистер Блэк.
О, ты хочешь извиниться? Можешь уточнить, за что именно? За измену, ту унизительную часть, когда мне пришлось сдать анализ на венерические заболевания, или просто за потраченное впустую время?
Ты заблудился, сладкий? Хочешь, отведу тебя в бордель, который ты явно ищешь?
Достаточно сказать, что Чейз Блэк не пробуждал во мне Мученицу Мэдди.
Я остановилась в трех шагах от него. Мои нервы были такими же потрепанными, как мое платье с персиковым узором, и я ненавидела этот волнительный трепет в груди.
Он напомнил, какой глупой я становилась рядом с Чейзом. Удобной. Покорной.
– Мэдисон. – Чейз вздернул подбородок, оглядывая меня с головы до ног. Это прозвучало скорее как приказ, а не приветствие. То, как покровительственно он свел брови, тоже не выглядело любезно.
– Что ты здесь делаешь? – прошипела я.
– Впустишь меня? – он спрятал свой телефон в передний карман. Сразу к делу. Не «могу ли я войти?», а «впустишь меня?». Никаких «Как ты?» или «Прости за то, что раскрошил твое сердце в пыль». Или «Как поживает Дейзи, австралийский пудель, которого я подарил тебе на Рождество, хотя ты не менее трех раз упоминала о своей аллергии на собак, а теперь твои друзья прозвали его австрописским за склонность писать людям в обувь?»
Я вцепилась в лацканы тонкого летнего пиджака, злясь на себя за то, как дрожат мои пальцы.
– Не хотелось бы. Если просто ищешь, с кем бы потрахаться в Нью-Йорке, то ты ошибся адресом. Можешь вычеркнуть мое имя из списка.
Летний зной сочился из бетона, клубясь подле моих ног подобно дыму. Сумерки ничуть не приглушили жару. Манхэттен был липким, раздутым от пота и гормонов. Улицы заполонили парочки и стайки туристов, шумные офисные сотрудники и дурные студенты. Я не испытывала желания устраивать публичную сцену, но еще меньше мне хотелось впускать Чейза в квартиру. Знаете,
