и разговаривать. Она писатель, а это означает много часов одиночества. Но вполне совместимо с работой домоправительницы. Она почти все время проводит в чужих квартирах, присматривает за ними. Такая всеобщая нянька.
– Это как?
– Ухаживает и заботится о вещах. О пространстве, о домашних любимцах других людей. Черт, она позаботилась обо мне, о совершенно незнакомом ей человеке! Она… открытая. А такие открытые то и дело попадают в истории.
– Да ты к ней неравнодушен, – заметил Люк, выписывая пальцем круги в воздухе. – Должно быть, красавица.
– Ничего подобного. Она женщина интересная и вела себя более чем прилично. Я хочу написать ее.
– Угу… неравнодушен, точно.
– Можно подумать, я неравнодушен к каждой женщине, которую пишу. Ничего подобного.
– Ты просто обязан быть неравнодушным ко всем, кого пишешь, или не стал бы их рисовать. И, как я уже сказал, она, должно быть, красавица.
– Ну, я бы так не сказал. Хорошее лицо, чувственный рот, целая миля волос цвета темного шоколада мокко, который ты подаешь в своей пекарне, но… вся прелесть в глазах. Глаза у нее цыганские, так и затягивают тебя, противоположность искренности и здравому смыслу.
– Какой ты ее видишь? – спросил Люк, зная, как работает Аш.
– Красное платье, широкая юбка, полуповорот, цыганский табор и лунный свет, струящийся через густой зеленый лес.
Аш лениво вынул огрызок карандаша, который всегда носил в кармане, быстро сделал набросок лица на коктейльной салфетке.
– Вот, приблизительно…
– Красивая. Собираешься просить ее попозировать?
– Это не кажется мне уместным.
Люк вскинул брови.
– Да, – усмехнулся Аш. – Представь себе. Приличия не слишком меня волнуют, когда речь идет о работе. Но эта ситуация… довольно неловкая. Ее термин. Неловкая! Я называл бы ее долбано-адской и гребано-паршивой.
– Смысл от этого не меняется. Семантика остается.
Аш улыбнулся.
– Да, слова есть слова. Но с нее, вероятно, довольно и меня, и копов. И наверное, она спит и видит, как бы ей в новый дом перебраться, чем скорее, тем лучше. В довершение ко всему в квартиру ее подруги вломились на следующий же вечер после того, как все случилось. Ну – это она думает, что вломились…
– Но когда к кому-то вламываются, это ясно с первого взгляда.
– Да, конечно, и я знаю эту подругу. Она управляет одной из галерей, с которыми я работаю. Лайла говорит, у нее – у подруги – украли косметику и туфли.
– Брось! – фыркнул Люк. – Туфли валяются где-то поглубже в шкафу, а косметика – в какой-нибудь сумке, о которой она забыла. Дело закрыто.
– Не знай я эту женщину – согласился бы. Она не склонна к пустым выдумкам и вообще на редкость уравновешенна.
Его мрачная понурость внезапно сменилась настороженностью.
– Черт! – процедил он, выпрямляя спину.
– Что?!
– Она
