туман клубился у его колен. Он плотнее запахнул синий плащ – воздух был сырым и холодным. Под плащом были рубаха и штаны из кладовой Керака, а грудь украшал красный крест.
Этот символ взяли себе люди, отправившиеся в Иерусалим шесть веков назад. Никто в Кераке не носил крест на спине в знак завершения паломничества, хотя все, кроме Танкреда, лелеяли надежду, что это когда-нибудь произойдет. Для них время все еще пребывало таким, каким они его оставили, вступив в туманную страну забвения, где солнце никогда не вставало и не садилось.
Бойс в сотый раз дотронулся до своего лица. Он не мог понять, каким образом Танкреду удалось придать его чертам надменность, которая выделяла среди других Гийома – и полностью отсутствовала у него самого. Висячие усы крестоносца – все, что осталось от золотистой бороды, выросшей за дни, а может, за недели или месяцы лечения. Внешне теперь его невозможно было отличить от Гийома.
И Бойс осознанно шел (словно глупец, думал он) в ту же самую ловушку, куда угодил Гийом. Зачем вообще он рискует ради этих людей? Ведь они для него никто, если не считать того обстоятельства, что они родились в том же мире, что и он. Да, эти люди дали ему приют, и, конечно же, долг платежом красен. Но впереди ждет опасность столь чудовищная, что ей даже нет названия. Вспомнив Хью де Мандуа, Бойс содрогнулся. Оказаться во власти чешуйчатого демона, как этот несчастный юноша, – и быть сброшенным, словно одежда, когда демон решит нанести удар…
Нет, никакой долг перед крестоносцами не заставил бы Бойса пойти на подобный риск. Он рисковал по своей собственной воле. Из благодарности? Из чувства родства? Он знал, что это неправда. Он пошел бы, даже если бы Керак никогда не стоял на здешних утесах, если бы Годфри и Гийом давно обратились в прах в своем родном мире.
Да, он знал, что все равно пошел бы – из-за женщины, чье лицо никогда не видел. Из-за женщины, которая на мгновение обернулась к нему в обрывке воспоминаний и улыбнулась из-под железной короны.
Она живет в городе, который перед ним. Это все, что мог сказать о ней Танкред. И еще маг поведал о том, что связывало Керак и Город.
– Ты интересовался Пифией, дю Бойс, – говорил Танкред час назад, сидя в кресле с высокой спинкой в своей комнате и вертя в унизанных перстнями пальцах бокал с вином. – Прежде чем уйдешь, думаю, тебе стоит услышать все, что я о ней знаю. Она… – Он поколебался, глядя на вино, и наконец договорил: – Она дочь моей единственной дочери.
Бойс выпрямился в кресле, подавив удивленное восклицание.
– Так она живая? – спросил он. – Я думал…
– Живая? – Танкред вздохнул. – Не знаю. Я изучил многие магические науки с тех пор, как мы пришли на эту землю, и я видел в моих зеркалах немало тайн Города. Мне известно, что произошла какая-то ужасная ошибка, и пока она не будет исправлена, между Кераком и Городом будет существовать связь. Если только не окажется повержен в прах либо тот, либо другой… – Он отхлебнул вина и посоветовал Бойсу: – Пей. Тебе потребуются силы для путешествия. На землях между нами и Городом царит холод, а туман похож на плавающий дождь.
