мы были бы с ними и, возможно были бы счастливы. По-своему.
– Не отрицаю! Но никогда не поймешь, насколько тяжела потеря, пока не потеряешь, так?
– Так.
– Тогда могли бы мы ценить наших папу и маму так, как ценим сейчас память о них? Могли ли мы осознать, насколько любим их, если бы все было, как прежде?
– Ну это вряд ли, – еле слышно прошептала в ответ девочка, – это вряд ли.
– Вот! – многозначительно подняв указательный палец правой руки, подтвердил Хаккет, – однако мы с тобой любим наших новых родителей. Да, не так сильно, как настоящих, родных. Но их уже нет, и мы даже не их любим, а, наверное, память о них, согласна?
– Пожалуй, и тут ты прав.
– А теперь представь на мгновение картину, что по твоей или моей вине Вилос и Гвенда вдруг погибнут.
Никки замолчала, ее губки надулись обидой и сожалением. Несмелая слезинка еле заметно скатилась по щеке.
– То-то же! – важно произнес старший брат, – вот и получается, что раз мы уже знаем, как это больно потерять тех, кого ты любишь, кто любит тебя, а они тебя любят, поверь. Раз мы это знаем, значит должны ценить, то, что обрели в этом мире, тем более после того, как потеряли в том.
– Да я и не спорю, – уже не скрывая слез прокричала Никки, – я ценю то, что нам с тобой досталось, ценю что ты спас меня, ценю, что привез сюда, ценю родителей. Ну новых. И я их очень люблю. Просто по «старым» скучаю очень.
– И я… – еле смог выдавить из себя Хаккет, – очень-очень… И я боюсь потерять тебя, сильно боюсь! Я не смогу пережить, если с тобой, что-то случится!
– Да что же ты, братец! – удивленно вытирая слезы, сказала девчонка, – здесь-то что может случиться со мной?
– Твоя эта страсть к Парящим… Я очень переживаю, как бы она не довела тебя до беды.
– Я буду почаще смотреть в небо, обещаю!
– И обещай мне, что не будешь восторженно разглядывать летящую к тебе кошку, а сразу побежишь в укрытие!
– Обещаю! – Никки улыбнулась и потрепала брата за густые волосы, сияющие в бледном свете, серой унылой и грязной планеты.
Брат и сестра обнялись и снова улеглись на теплый песок, вглядываясь в космические узоры.
– Да! – спустя несколько минут в полной тишине, мечтательно произнесла Никки, – я действительно хотела бы увидеть этих Парящих, и как можно ближе. Конечно, это не должно быть последним, что я увижу в жизни, но необъяснимое чувство в груди манит. Манит меня. Я не понимаю еще многого, и вот это в груди не могу объяснить. Но влечет меня это.
– Понимаю, сестренка, – ласково произнес Хаккет, удивляясь, до чего же повзрослела девчонка за последний год, стала не по детски мудрой, хоть и не во всем, – это, наверное, называется мечта.
– А ты о чем мечтаешь, братик?
– О том… – Хаккет запнулся, закашлялся, его лицо покраснело,
