голову в знак благодарности. Существо бесшумно двинулось обратно в комнату, а Федька хмыкнул.
– Вот образина, – недовольно произнес массажист.– Их в клетках держать надо, не давать так разгуливать!
– Брось, – я взял в руки бутылку. – Он же не сделал ничего плохого, решил поделиться просто.
– Не пей, – брезгливо сморщился Федька. – Мало ли чего там.
– Обычное молоко, – вздохнул я, поднялся с кресла, добрел до комнатки, открыл дверь. Пэ и Мун повернули головы, застыли в ожидании. На ватных ногах я дошел до подиума, сел на колени, поставил бутылку перед существами.
– Спасибо большое, – пугливо забормотал я, – но не могу принять, это ваша еда, не хочу, чтобы вы голодали…
Один из них поднял ладонь, призывая к тишине, я умолк. Он приблизился, положил ладонь мне на голову и прикосновение было теплым, мягким. Послышался хлопок входной двери, донеслись обрывки короткого разговора, торопливые шаги и Макабр рухнул на колени рядом, заговорил на китайском. Судя по интонации, он просил прощения.
Существо убрало ладонь, взяло бутылку и снова вручило мне, несколько раз кивнуло, мол, бери, бери, не переживай. Макабр шепнул:
– Выйди, молоко оставь себе. Иди, поставь чайник, я скоро.
Я еще раз поклонился, пошел в соседнюю комнатушку, отведенную под отдых персонала. Яков Филиппович пришел спустя несколько минут. Не кричал, не злился.
– Пэ и Мун забеспокоились, что ты голоден, решили тебя угостить. Не отвергай, пожалуйста, их дары.
– Почему? – удивился я.
– Просто не нужно. Это величайшая честь, немногие удостаиваются такого отношения.
– Они рассердились?
– Нет, что ты. Посчитали тебя очень вежливым и учтивым. Выпей молоко, съешь хлеб, лучшая благодарность за заботу – ее принятие в полной мере.
– Точно, хлеб же еще.
Мы вернулись к стойке, чтобы увидеть, как Федька доедал хлеб, шумно прихлебывая из чашки. Яков Филиппович побледнел.
– О, не сожрали вас? – он чавкал, склонившись над книгой учета.– Много записей на сегодня после обеда чего-то.
– Ах ты! – прошипел Макабр, наливаясь пунцом.– Кто разрешал хлеб трогать?
– Спокойно, Филиппыч, – Федька облизал пальцы.
– Немедленно иди извиняться! – проклокотал Макабр. – Иди!
– Угомонись, папаша, – буркнул массажист. – Не обеднеют от одного куска.
Макабр побледнел.
– Хлеб не тебе предназначался.
Федька крепко выругался, четко давая понять, что в ножки кланяться не пойдет. Макабр поправил воротник рубашки, велел мне вернуться к чайнику, выпить молоко и не высовываться в ближайшие полчаса. Уж не знаю, что именно произошло за это время, но Федьку
