то и зарезать… Оська Хвастун, конечно, рыбешка мелкая и неопасная, но вот мужик, с которым он вчера сидел, ножик в бок точно может засунуть…
– Что молчишь? Или в тюрьму опять хочешь? – решил подстегнуть откровения Ливерова Крутилин.
– Простите… Народу каждый день столько. Разве всех упомнишь?
Крутилин достал фотографическую карточку Оськи Губского по кличке Хвастун:
– С ним?
– Так вы все уже знаете? – поразился Ливеров.
– А ты как думал? Так что говори мне правду. Если соврешь – решетки тебе не миновать. Они вместе пришли?
– Нет. Оська явился к открытию.
– В одиночку?
– Нет. С Колючим.
– Кто такой?
– Не знаю. Это я его так прозвал. Потому что взгляд такой, что кровь стынет. Будто не живой человек глядит, а покойник.
Крутилин понимающе кивнул. Подобные глаза он видел, и не раз. У сбежавших с каторги. Потому что каторга хуже ада.
– Опиши его…
– Лет тридцати – тридцати пяти, одет в заношенный армяк, волос длинный, тонкий, цвета соли с перцем, борода того же цвета, длинная, давно не стриженная, глаза карие. Последние дни он каждый день к открытию приходил. Садился вон за тот столик у окошка и заказывал себе чай. Где-то в одиннадцать утра уходил. А вчера вдруг пришел с Оськой. Опять же сидели до одиннадцати. Пили опять же чай. Потом расплатились, ушли, но Оська буквально через пару минут вернулся. Но уже не с Колючим, а с дворником. С ним пили водку. И не возле окна, а в глубине трактира. Прокопий быстро надрался. А потом в трактир снова зашел Колючий. Садиться не стал. Просто зашел и сразу вышел. Оська тут же позвал меня рассчитаться. Но это ещё не все. В четыре пополудни Оська с Колючим пришли снова. У Хвастуна фингал красовался под глазом, сказал, что где-то подрался. Сидели недолго. Всё. Больше ничего не знаю.
– Явишься завтра в сыскную, поглядишь на фотопортреты из картотеки. Вдруг Колючего опознаешь?
– Для вас я что угодно сделаю…
– А водку больше не разбавляй.
– Клянусь…
– Клятвам твоим грош цена. Так что запомни, я от тебя не отстану, проверять буду постоянно, агентов сыскной в трактир засылать с моим приборчиком.
Выйдя из трактира, Крутилин подошел к Прокопию:
– Давай в квартиру поднимемся.
Осмотрев замок, Иван Дмитриевич вздохнул:
– Вскрывали отмычками.
– Не я, ей-богу, не я.
– Да тебя, дурака, никто и не подозревает.
Крутилин быстро обошел пустые комнаты.
– Ты ведь вместе с полицейскими отсюда уходил. Осмотрись-ка, – велел он дворнику. – Ничего после вашего ухода не пропало?
– Вроде нет. Чему тут пропадать? Всё уже украдено, – пробормотал дворник и заплакал.
– Чего ревешь?
– Пристав не поверит, что это не я печати сорвал…
– Скажешь ему, что это я, Крутилин, их снял, чтобы квартиру осмотреть. Имею на то полное
