станешь женой знатного и ученого человека, госпожа.
Альвдис кивнула, не оборачиваясь. Мейнард смотрел на ее спину, по которой водопадом лились ничем не перевязанные волосы, и корил себя за то, что произнес.
– Но я не умею писать по-франкски, – сказала девушка минуту спустя. – Ты не мог бы меня научить? И вашему языку?
Мейнард немного удивился такой просьбе.
– Если отец позволит тебе, госпожа, я могу. Однако у меня много работы в деревне.
– Я скажу, чтобы тебя освободили.
– Нет, – возразил Мейнард, и она удивленно оглянулась на него, – так не годится. Я не желаю заниматься лишь легким делом, когда мои товарищи исполняют черную работу. Только если твой отец скажет, что мне дозволено, тогда я могу учить тебя, но все равно не слишком долго. И к тому же, – продолжил Мейнард, предчувствуя возражения, – зачем тебе язык франков? Или ты намерена увидеть наши земли?
– Может быть, – тихо сказала она, – может, однажды… если…
Договаривать Альвдис не стала, однако Мейнард и так угадал ответ. Если супруг решит взять жену в путешествие – не в набег, где есть место лишь воинам да валькириям, а, например, в торговую поездку. Тогда есть шанс увидеть иные города и людей. Северяне не только с чувством и толком грабили прибрежные районы – с большинством ближайших и даже с некоторыми дальними соседями они умудрялись успешно торговать.
Девушка хотела сказать что-то еще, однако появился Тейт, и серьезный разговор прекратился сам собою.
Альвдис гордилась собой: вот как ловко все придумала! Увидела Эгиля, что зашел в дом Бейнира поговорить с вождем, дождалась окончания беседы, а потом осведомилась словно невзначай, не надо ли силки проверить. Эгиль хотел сам отправиться, однако Альвдис сказала, что идет за ягодами и возьмет с собою Мейнарда, который, в случае чего, и защитить сможет, и расположение силков ведает. Эгиль согласился, старому воину не хотелось идти в промозглый лес, когда ноют кости; сознаться в этом не позволяет гордость, но кто же не примет достойную причину сделать так, как хочется. Правда, с сестрой увязался Тейт, воспользовавшись тем, что Даллы не наблюдалось поблизости и она не могла ему запретить, но общество брата было лучше, чем еще кого-то другого. Хотя никто бы не удивился, если бы Альвдис только с Мейнардом ушла.
Наверное, он и есть всамделишный христианин, думала девушка. Такой, как рассказывал старик-проповедник; чем-то Мейнард неуловимо походил на того неугомонного старика. Не в плане навязчивости (тут его еще разговорить нужно, сам в беседу вступает редко и словно бы неохотно, но потом втягивается и рассказывает живо и интересно), а в том, что сумел своей добротой и теплым отношением снискать уважение почти всех в деревне за такое короткое время. Не только ведь повествования по вечерам выделяли этого раба среди всех остальных, не только его готовность помочь, а словно бы сияние, от него исходившее. Альвдис это чувствовала, и, наверное, ощущали все остальные. Не зря Мейнарда, единственного из всех новичков
