славу богам. Кажется, боги решили не карать Бейнира за нарушение некоторых законов, и жизнь вошла в привычную колею. Молодые воины взяли в дома жен, нескольких – из других деревень, а девы выбирали мужей, и во Флааме царила радость, которой не мешала ни тяжелая работа, ни зарядившие дожди.
Альвдис в который раз про себя удивлялась тому чутью, что было у нее на людей: как ей приглянулся порабощенный франк, так и другим он пришелся по душе. Пожалуй, до сих пор больше Мейнарда среди рабов отмечали лишь Сайфа, на смуглую кожу которого ребятишки сначала смотрели со страхом, а потом – с интересом, и заслушивались историями Востока. Теперь любимцем ребятни и женщин сделался Мейнард. Он не чурался никакой работы, даже самой черной, исполнял ее прилежно, а нрав, несмотря на силу и ловкость, имел незлобивый и отзывчивый. Злость Бейнира на потерю многих воинов в том походе сгладилась со временем, и даже вождь обратил внимание на нового раба, на которого женщины не могли нарадоваться.
Оказалось, умеет он много всего: чинить вещи, класть камень, ходить по следу зверя, ставить силки и ловить рыбу. Он мог пригнать скотину с пастбища, сплести веревку или сеть, обрабатывать звериные шкуры. Где он набрался этих знаний, равно как и где выучил норвежский язык, Мейнард не объяснял. Однако нельзя было и сказать, что от него слова не добиться: по вечерам, когда мужчины ушли в поход, женщины собирались в длинном зале дома Бейнира, пряли, шили, чинили одежду и разговаривали. Раньше, случалось, звали Сайфа, всегда рассказывавшего собравшимся новую сказку, в которой, может, не все понятно, зато все интересно. Теперь часто и Мейнарду приказывали явиться, даже Далла, рабов не слишком жаловавшая, против такого не возражала, ибо истории чужака-франка были другими, но не менее интересными. Альвдис сидела рядом с мачехой, вся обратившись в слух, и даже не замечала иногда, как заканчивалась шерсть и нужно было идти чесать новую. Настриженную с овец шерсть сперва следовало вычесать, избавив от жира, а потом спрясть нить с помощью прялки и веретена. Прялку можно было носить с собой и работать где угодно, когда выдастся свободная минутка, только кто же уйдет, когда сказка в самом разгаре? И Альвдис сидела, держа прялку в левой руке, закручивая веретено с грузилом в правой, медленно опуская его на пол и потом сматывая нить, но думала не о том, какой эта нить получилась, а о неведомых землях, что появлялись в рассказе чужака. И потом, когда плела кружево из ниток с помощью простой костяной иглы, Альвдис казалось, будто слова Мейнарда вплетаются туда. Кружево выходило на славу. Девушке даже казалось, что туда вплелось немного иноземного волшебства.
Мейнард оказался прекрасным рассказчиком, хотя среди северян это была и не редкость: с детства привыкли рассказывать и слушать саги, многие обладали музыкальным слухом, и часто во время пиров звали скальдов, чтобы те развлекли собравшихся. Рабы, конечно, со своими сказками смешны, когда пируют воины, однако женщинам и детям было вполне достаточно такого общества. Когда имеется хорошая сказка, время за работой
