не доходило ни одного ее слова.
– Откуда ты? – спросил он у внука.
– Зарезали меня в зоне, – деловито доложил Сергей, присаживаясь рядом.
– Кто? – сразу поверил, что зарезали, устало спросил Анатолий Сергеевич.
– Кореш! – оскалился Сергей и добавил весело, – но я на него не в обиде, надоело жить, все тюрьма, да тюрьма.
– Сам виноват! – возразил ему Колесников.
– Нет, не виноват, – не согласился Сергей, – генетика виновата, мамаша слабоумная и папаша алкоголик.
На это Анатолию Сергеевичу нечего было сказать и Сергей, помолчав, продолжил:
– Пойду я!
– Сам? – усомнился Колесников.
– Сам, – подтвердил Сергей и рассмеялся, – можно и самому, не дожидаясь помощников, уйти туда!
– Не боишься?
– Нисколечко! – Сергей встал и, наблюдая за врачами, суетливо бегущими от больницы к деду, ткнул пальцем с обломленным ногтем в мать:
– Жаль ее, я бы попросил тебя о ней позаботиться, но тебе и самому скоро собираться!
– Ой, ли? – усомнился Колесников.
– Будь спок, – кивнул Сергей, – старуха своего не упустит, бороться с ней, что с ураганом в двести метров в секунду, унесет, опомниться, не успеешь!
И повернулся, проходя сквозь столпившихся над Колесниковым врачей, будто их тут и не было.
Анатолий Сергеевич проводил его задумчивым взглядом и залился слезами:
– Верочка, – протянул он к ней руки, – бедная моя, Сереженьку-то убили!
– Откуда ты знаешь? – отшатнулась она, глядя на него с недоверием.
– Он сейчас, приходил ко мне, – рыдал Колесников, – я вижу, я вижу их всех!
И принялся рассказывать.
7
Конечно, к нему направляли психиатров, но никаких особых отклонений в психике они не нашли, разве подавленное состояние, но оно было объяснимо, пришло известие об убийстве внука Колесникова.
Вера ездила хоронить. Вернулась в черном, без слез, но с вопросами, как Сереженька выглядел и хорошо ли ему было после смерти?
Анатолий Сергеевич не удивился, когда она достала из сумки молитвенник и принялась читать воззвания к Богородице, слезно прося за своего сына, нечто подобного он ожидал, но боялся, как бы его недалекая дочь не попала в руки сектантов.
Конечно, он переживал смерть внука, на людях горя старался не показывать, считая своей личной трагедией и ограниченное мышление дочери, и гибель разбойника, но родного, Сереженьки. По ночам, Анатолий Сергеевич размышлял, мог бы он что-либо изменить, скажем, в прошлом? И приходил к выводу, что не мог. Наверное, есть такие петли в жизни, когда вроде и готов изменить судьбу, а не получается, будто попадаешь в топь, болото и пока вырываешься, пока выползаешь на твердую почву, глядь и время прошло, а то, что хотел изменить, выросло, стало непослушным, сделалось
