все уберет. Павлушка! – заверещала она, повернув голову.
Из угловой комнаты показался тощий, согбенный мужичок. Маленькими детскими шажочками он посеменил в сторону кухни, открыл дверь и юркнул за нее. Но Глеб успел разглядеть, что весь потолок затянут пленкой, на которой образовался слой коричневой жижи. А пол заставлен обрезанными пятилитровыми канистрами. В одном месте с потолка свесился вязкий кусок, напоминавший холодец. За несколько секунд до того, как Павлушка закрыл дверь, кусок оторвался и со шлепком упал в канистру.
Глеб снова посмотрел на Олечку. Как есть чокнутые. А таких выселить непросто. Стоит ли связываться?
– Если будут поступать жалобы от Клавдии Михайловны, имейте в виду, придется обратиться к участковому, – предупредил он еще раз.
Олечка закивала, по-куриному закудахтала.
– Да, да, да. Конечно, конечно, – и прикрыла дверь.
Глеб вышел к лестнице и только тогда убрал локоть от носа. Продышался.
– Господи, – вырвалось у него. – Что за уроды.
– Ну как тебе? – дед все так же стоял у окна. Уже не курил, просто наблюдал.
Глеб спустился. Нажал на кнопку вызова лифта.
– И давно они здесь живут? – спросил он больше из вежливости.
– С самого начала и живут. И каждый месяц варят.
– Что варят? – не понял Глеб.
– Я же сказал. Выварень. Ты, если захочешь разобраться, заходи. Я в пятьдесят первой живу, в коридоре напротив.
Глебу хотелось как можно быстрее выбраться из этой клоаки на свежий воздух. Ему стало казаться, что одежда, волосы, кожа впитали гадкий запах. Или сюда тоже проникла вонь? Он заглянул за угол шахты. Вокруг дверцы мусоропровода кружили мухи. Жирные, тяжелые, они сновали по запекшейся бурой корке, покрывающей клапан. Шум из форточки приглушал гудение сотен крыльев, но Глеб чуть ли не кожей ощущал их вибрации. А вот старику мухи, похоже, совсем не мешали. Да и он их не интересовал, а может, дым от папиросы отпугивал докучливую свору.
Грохот и скрежет возвестили о том, что лифт подан.
– Нет уж, благодарю, на сегодня хватит, – буркнул Глеб и поспешил протиснуться в едва раскрывшиеся двери.
Уже в кабинке, донеслось:
– В подвал смотри не лезь.
Створки захлопнулись и лифт пополз вниз.
Зариб так и не появился в офисе. Забухал, наверное, с Водоканалом.
Мысли об обеде причиняли ощутимое неудобство. До сих пор мучила изжога. Кое-как промаявшись до конца рабочего дня, Глеб поплелся к автобусной остановке. Ужинать тоже не стал. Перед глазами стоял подернутый пленкой потолок и комки бурого студня, спадающие в загодя установленные пятилитровые канистры с обрезанной горловиной.
Следующее утро выдалось дождливым.
Накинув капюшон, Глеб вышел из автобуса. Перебежал улицу с односторонним движением. Прямо перед ним стояла вчерашняя одноподъездная девятиэтажка,
