в реальной жизни он меня бесит.
А вот бабушку Себастьяно не бесит. Наоборот, она его обожает. Странно, мне казалось, бабушка в принципе не способна обожать кого бы то ни было. Ну, за исключением своего карликового пуделя Роммеля.
Но от Себастьяно у нее конкретно сносит башню. Когда бабушка нас знакомила, он изящно поклонился и чмокнул воздух над моей рукой. Бабушка просияла от счастья под своим розовым шелковым тюрбаном. Клянусь. Я впервые увидела, как бабушка сияет. Злобно зыркать – пожалуйста, сколько угодно, а чтоб сияла – никогда.
Возможно, именно заметив ее сияние, папа принялся раздраженно хрустеть кусочком льда, выудив его из своего стакана виски с содовой. От этого хруста бабушкину улыбку как рукой сняло.
– Если тебе хочется грызть лед, Филипп, – сказала она холодно, – можешь поужинать в «Макдоналдсе» вместе с пролетариатом.
Папа перестал грызть лед.
Оказывается, бабушка вызвала Себастьяно из Дженовии специально для того, чтобы он придумал мне платье для выступления по телевизору перед будущими соотечественниками. Бабушка сказала, что Себастьяно – набирающий популярность дизайнер модной одежды, и очень важно, чтобы дженовийцы поддерживали своих художников и прочих людей искусства, а не то они все свалят в Нью-Йорк или вообще, не дай бог, в Лос-Анджелес.
Не повезло Себастьяно. Судя по яркой внешности, ему очень понравилось бы жить в Лос-Анджелесе. Ему около тридцати, он высокий, с длинными темными волосами, собранными в конский хвост. Сегодня вечером Себастьяно вместо галстука повязал белый шелковый шейный платок и надел синюю бархатную куртку и кожаные штаны. Но я готова простить ему штаны из натуральной кожи, если он придумает мне симпатичное платье. Такое, чтобы, увидев меня в этом платье, Майкл Московиц напрочь забыл про Джудит Гершнер с ее плодовыми мушками и думал только обо мне, Мии Термополис.
Только вряд ли Майкл увидит меня в этом платье, поскольку мое выступление покажут лишь по дженовийскому телевидению, а не по CNN или вроде того.
Но все равно Себастьяно был явно готов принять творческий вызов. Он даже достал после ужина ручку и принялся делать наброски – прямо на белой скатерти – платья, которое подчеркнет, как он сказал, мою тонкую талию и длинные ноги. Правда, в отличие от папы, который родился и вырос в Дженовии, но отлично говорит по-английски, Себастьяно изъясняется не так хорошо. Он то и дело глотает окончания слов. Так, вместо «тонкая» у него получается «тонн», а вместо «кофе» – «кофф». А когда он хотел сказать «прелестно», вышло «прейесс». Ну а когда он попросил передать ему «сахарный писс» вместо сахарного песка, мне пришлось практически целиком забить в рот салфетку, чтобы не расхохотаться.
Естественно, бабушка заметила, как я давлюсь от хохота, и, вздернув нарисованную бровь, сказала:
– Амелия, не стоит насмехаться над чужой манерой говорить. Тем более что твоя собственная речь очень далека от совершенства.
И это правда, учитывая, что из-за распухшего языка я не могу произносить слова, которые начинаются на «с».
Зато
