все время вертел ею
по сторонам, словно высматривал добычу, как удав в стойке. Отчего к нему и
прилипло это прозвище. Двое других были тоже из параллельного класса.
Подпевалы Удава: толстяк по прозвищу Чума и долговязый Костыль. Все
трое жили в пятиэтажной новостройке соседнего двора. И не хотели пускать
чужаков на свою территорию.
– Мы же предупреждали, чтобы ты не светился тут!
– Не врубаешься?
– В натуре?
– Вали отсюда, пока не получил! – подступили пацаны.
Но Вовка не собирался убегать. В соседнем дворе у него был свой
тайный интерес.
В дальнем углу, за новостройками, доживал последние дни перед сносом
старинный кирпичный дом. В нем уже не было окон и
дверей, полуразобранная крыша светилась ребрами стропил, под которыми
гулял ветер. Рыжий мальчишка приходил в этот дом каждый день. Здесь
жила его мечта. И никто не смел к ней прикасаться.
Вовка спрыгнул с дощатого покосившегося забора прямо в крапиву. Она
обожгла руку, подросток потер ожог, распрямился и шагнул к обидчикам.
– Братва! Глянь! Понтуется! – рассмеялся Удав, вращая головой.
– Получай, борзота! – крикнул он и кинулся на рыжего пришельца. Тот,
резко увернувшись, выбросил вперед кулак, в челюсть нападавшего. Удав
вскинул руки и грохнулся наземь, как подкошенный.
– Ах, ты – ы!… – Чума и Костыль бросились на помощь предводителю. На
Вовку посыпались удары. Прижавшись к забору, рыжий не давал окружить
себя и сбить с ног. Отмахиваясь, он целился по глазам и нанес-таки пару
чувствительных ударов. Костыль с визгом запричитал, прижимая ладони к
лицу. А Удав опять катался по земле и орал:
– А –а – а! Тварь рыжая!
Он пытался подняться, но тут же получал ногой в грудь и опять валился
навзничь.
Испуганный Чума отбежал далеко в сторону. Его полные щеки пылали.
«Братва» не ожидала сражения не в их пользу. Толстяк выглядел
растерянным, суетился и сжимал в руках смартфон. Он хотел снять на
камеру «победоносную» разборку с рыжим и теперь не знал, как быть.
– Харэ! Кончай мудрить! – позвал его Костыль. Чума спрятал смартфон
и поспешил к друзьям.
Противники выстроились друг против друга. Удав больше не нападал,
лишь выкрикивал угрозы. Оба глаза на его лице затекли. И когда он вращал
головой по сторонам сходство с представителем семейства пресмыкающихся
было особенно ярким.
– Мы еще встретимся! – угрожающе шипел Удав. – Нищеброд!
– Рыжуха!
– Падла! Дерьмо! – выкрикивали оскорбления пацаны.
Вовка молчал. Злость кипела в его маленьком сердце от обиды и
несправедливости. Ровестники оскорбляли его безо всякой причины. Просто
потому, что он из бедной семьи. И еще – рыжий. Злость рождала в душе
горечь унижения и желание набить морду еще и еще раз.
Из рассеченной Вовкиной губы сочилась кровь. Он потрогал рану рукой,
лизнул языком, огляделся и поднял с земли острый обломок кирпича.
С криком: – На – а! – размахнулся, целясь в пацанов. Те бросились
врассыпную, прикрываясь руками.
– Уходим, братва! Еще поймаем! – выкрикнул
Удав.
Троица отступила. Вовка повернулся, шагнул в крапиву и перемахнул
через забор. Он отстоял свое право приходить в соседний двор и был
доволен.
За забором виднелся красный кирпичный дом, старинный, с фигурной
кладкой.
Местами узоры облупились, но стены выглядели прочными. Железная
крыша провалилась, кровельная жесть висела ржавыми клочьями, болтаясь, и
гремела
