людям, другим музыкальным вкусам, другим модам, другим взглядам, другим политикам, другим членам своей семьи, что слишком выматывается, чтобы разобраться, кто он такой на самом деле. Он считает ее слабой, а себя сильным, потому что он бунтует, а она нет. Но нужно быть сильной, чтобы усердно трудиться и выполнять свой долг, и из них двоих как раз Ясмин занимается любимым делом. А он даже не знает, чего хочет. Ясмин жалела его.
– Ты хочешь мне что-то рассказать или нет?
– Нет, – ответил Ариф, словно она поинтересовалась, не хочет ли он, чтобы она вырвала ему зуб.
– Ладно, – сказала Ясмин. – Тогда я пошла.
– Хорошо. Иди.
– Ухожу!
– Вот и проваливай.
– А ты заставь меня!
На это он улыбнулся.
– Что говорит Баба о том, что Сиддик проведет никах? Он пытался отвадить от мусульманства собственного сына, зато зятю быть мусульманином можно.
– Jaa taa! – отозвалась Ясмин. Без толку спорить с такой чепухой.
– Bhallage na! – Ариф снова лег, придавленный своими тяготами, будь то реальными или воображаемыми.
Между собой они всегда говорили по-английски. Ясмин почти не пользовалась бенгальским и постепенно начинала его забывать. Ей было сложно строить фразы. Ариф разговаривал по-бенгальски с матерью, когда они оставались наедине. Иногда Ясмин приходила домой, слышала их и чувствовала себя третьей лишней.
Но сейчас она обратилась к брату по-бенгальски, и он ответил на том же языке. И, хотя они всего лишь обменялись раздраженными восклицаниями, чутье ее не подвело. Это создало между ними близость – не дружбу, не понимание, но какое-то более глубокое чувство, объяснить которое она бы не смогла.
Ясмин взяла со стола грязную бейсболку и бросила в брата, пытаясь закрутить ее, как фрисби. Бейсболка приземлилась ему на грудь.
– Меткий бросок.
– Я целилась тебе в лицо.
– Я в полной жопе.
– Вовсе нет, – решительно возразила она. – Твоя жизнь только начинается. Забудь про всех остальных. Ты сам творец своей судьбы, просто думай о себе.
Ариф перевернулся на бок лицом к ней. Пол-лица утопало в подушке. На Ясмин уставился один вытаращенный от страха глаз.
– Не могу, Апа. Уже не могу. Мне нужно думать о Люси и ребенке. Это двое других людей, и что мне теперь делать?
– Kyabla, – сказала Ясмин. Тупица. Она сказала это с нежностью, и Ариф поднял шапочку и спрятал лицо полностью.
Темы, которых нельзя касаться
Ариф взял с нее клятву хранить молчание. Она единственная, кому он рассказал. Люси на пятом месяце, и Ариф уже два месяца знал, что станет папой. Люси купила переноску и выбирает имя для ребенка.
«Она так счастлива», – сказал Ариф, изогнувшись.
«Это хорошо», – ответила Ясмин.
«Я знаю, –
