проницаемой перегородкой.
– Садись, – Афанасий кивнул на кресло. – Лет-то тебе сколько?
– Восемьдесят четыре, – чётко выговорил Илья Ильич, ожидая, что сейчас Афоня, который, судя по дате его смерти, давно сотню разменял, заговорит о старости и заслуженном отдыхе. Однако Афоня лишь пробормотал: «Так-так…» – потёр измученную перепоем голову и приступил к делу:
– Для начала надо тебя подправить. Пожито у тебя хорошо, и в этом виде ты ни для какого дела не годишься. А что, ты и вправду профессором был?
– Не был я никаким профессором. Я инженером-строителем был. Дороги строил по всей стране.
– А мне с чего-то показалось, что ты профессор. Книги читаешь… Да… Дороги здесь строить, сам понимаешь, ни к чему. Тут и дома строить не больно нужно, а ежели кто вздумает новый особняк ставить или, скажем, жилой дом, то не к строителям обращается, а к архитекторам. И уж они к нему в очередь стоят. Иной сам готов приплатить, лишь бы ему позволили любимым делом заняться.
– Всё равно, без строителей никак. Архитектор – само собой, инженер – само собой.
– Ты ещё каменщика припомни и печника, – саркастически заметил Афанасий. – Ты, вон, дубинку свою создал без дровосека и без лесопилки. Так и архитектор дом может сделать безо всяких каменщиков и кровельщиков; были бы деньги да голова на плечах.
– Как же тогда обычные люди на жизнь зарабатывают? Те, что не архитекторы?
– В том-то и дело, что никак. То есть исхитряются, конечно, но в основном – никак. Вот у тебя для начала деньжищ много, и всё за красивые глаза. С год, наверное, так будет, а потом – изволь пристроиться, раз ты не профессор… Впрочем, в этом я не помощник. Сыщиком ты, всяко дело, быть не сумеешь, тут талант нужен особый. Хотя без таланта у нас вообще пропадёшь: конкуренция огромная, а мест, сам понимаешь, маловато. Уйгур, думаешь, не талант? У него в начале века ресторан был китайский в Томске. На всю Сибирь гремел! А тут – харчевню едва содержать может. Три постояльца, так он и им рад. А как готовит, стервец! Чуешь запах? Отсюда шибает, и слюнки даже у меня текут, хотя после вчерашнего всякий аппетит отсутствует.
– Не чую, – сказал Илья Ильич. – У меня вообще с обонянием худо.
– Всегда было худо или только сейчас?
– Только последние двадцать лет, – усмехнулся Илья Ильич.
– Это поправимо. За деньги, конечно. Ты уже понял, что здесь всё за деньги, а так – ничего не бывает?
– Я это семьдесят лет назад понял.
– Тем лучше. Но только учти, дела сейчас пойдут дорогие… Тебе много капиталу прибыло за вчерашний день?
– Представления не имею. А он что, прибывать должен?
– Слушай, – поинтересовался Афанасий, – а ты, случаем, не святой? Ты хоть пересчитал вчера, сколько у тебя монет в кошельке? Хотя бы мнемонов? На лямишки покуда можешь не размениваться.
– Нет, – признался Илья Ильич. – Мне как-то в голову не пришло.
– А я так
