А теперь нет. Теперь ты елочки, ты воздух и комариная песня и белое, такое жаркое, что уже все равно, солнце на рыжей сосновой ветке. Ты миг. Ты век. Ты, наконец-то, человек. И может быть… Ну хоть по краюшку…
– Цып, цып, цып, муховатые. – звал-подзывал майор Кормухин. Греб правой рукой хвойный слоеный воздух. Сгонял отвязавшиеся генкины атомы обратно в единую атомарную функциональную цепь. Постукивал нежно алюминиевой тростью с пистолетной ручкой по титановому мелодичному протезу. Он заменил майору левую голень и непутевые, левые мысли. Восстановив суть вещей, от физики майор Кормухин перешел к лирике. Начал тревожить, царапать свой внутренний нравственный мир.
– Гена, Генчик, Генацвале. – негромко позвал майор Кормухин. Так чтобы не прямо Гене Ешкину в ухо, а в сторону. Как бы для себя. Для галочки. Вроде бы как то что от него зависело сделал, а там как пойдет. Может Гена не проснется, может откажет, когда поймет куда и зачем его майор Кормухин тянет. Дело смертельное. И важности и вообще. И главное это майор Кормухин лично придумал Гену туда определить. Очень ловко и правильно Генка мог туда встроиться. Как можно и должно. Но все-таки. Все-таки где-то в самых потаенных своих душевных уголках-закаулочках таил майор Кормухин неосознанную и хрупкую надежду, что Генка его не услышит. И все само как-то мимо сквознет. То, что майор Кормухин решил затеять. Но что мактуб, то мактуб. Его не перемактубишь. Это, конечно, база. Как есть экзистенция. С этой философской категорией майора Кормухина познакомила противопехотная мина в славном 2015 году на грязной и зимней дороге в город Дебальцево. Можно (нет!) нужно сказать, что тогда Кормухин потерял ногу, зато приобрел голову. Теперь в нее майор не только ел и пил, но и зрил. Как в зеркало. Без страха, но с упреком.
– Товарищ майор. – Генка встал перед Кормухиным как есть. Худой, заспанный и баскетбольный. Кормухин едва до плеча Генки Ешкина доставал.
– Выспался? – строго спросил майор.
– Вроде. – Генка прищурился. Прямо в большие и нездешние красивые глаза с длинными ресницами валило полуденное хулиганское солнце.
– Вроде с ногами проснулся? – спросил Кормухин. – Посмотри внимательно. Может потерял где?
Генка вниз послушно посмотрел. По бедрам своим тощим похлопал и проснулся совсем.
– Да вроде … Как росли так и растут, товарищ майор.
– Это они зря. – посочувствовал майор. – С таким-то хозяином.
Кормухин, трость и протез издали осуждающий гулкий звук.
– Сколько раз говорил под машинами не спать? – не спросил, а загрустил майор. – Техника первая цель для дрона, Ешкин. Ну а ты за компанию. Зачем? Ты умрешь. Ладно. Твой выбор. Но ведь целый мир за собой потянешь, кусок ты куска. За просто так. Без цели и пользы. Маму-папу и куст сирени за окном. Э-э-эх. Пойдем.
– Куда это? – спросил Генка. – Я на кухню больше не пойду. Другой наряд давайте.
– На кухню это само собой. – обрезал майор. И добавил. – Но после дела. Пойдём.
Вперед майор не зашагивал. Рядом с Ешкиным держался. Трость лесную землю колола, а подпрыгивал майор. Из-за протеза или ещё чего. Генка пока расслаблено шёл. Позёвывал. Если бы не майор, опять начал бы растворяться в комарах, елочках и солнце.
– Будет у меня к тебе предложение. – говорил Кормухин. – Но сразу же скажу, что острое. Не по твоей шоферской специальности. Если откажешься, наоборот, даже спасибо скажу. Почему, знаешь?
– Вообще по нулям. – ответил Генка.
– Потому что я эту шутейку и выдумал. Уж очень ты под нее подходящий. Так что вот так вот. Понял?
– Нет. – честно признался Генка.
– Хорошо. – согласился майор. – Значит, самое время отказаться. Пока не понял. Думать не будешь. Ни меньше. Ни больше.
По широким и крепким земляным ступеням они спустились в окоп. Ловкий и справный. Уставной и кормухинский. С маскировочной плотной сетью над обшитой смолистыми ошкуренными брёвнами. На повороте к блиндажу с толстой, в три наката, крышей майор Кормухин Генку остановил.
– Дай посмотрю. – майор неодобрительно осмотрел Ешкина. – Повертайся. Ох и шпаковня ты, Гена.
– Да вы можете толком, товарищ майор! – начинал сердиться Генка пока Кормухин выправлял ему одежду и осанку заодно.
– Повертайся. – Кормухин отступил назад. Пробежался еще раз чётким глазом по не стремительной ешкиной вертикали.
– Толком тебе кто надо объяснит. Заходим, воин.
Блиндаж у Кормухина получился, как впрочем и все остальное кроме отношения к бытовому зароастризму и веганской шаурме, однозначным. Солидным и без подвохов. Два узких и длинных окошка смешивали подземную тьму с белым светом. Потолок и стены в свежих и духовитых досках. На полу мягкий упругий лапник и вместо комариного
