обучения в Дерконе, я подозревал, что на меня могут начать охоту те, кто заинтересован во власти, что давали, так скажем, знакомства с князем драконического престола или же те, кто пришел к решению, что если уничтожить меня, то можно ослабить наш род.
Вполне закономерные, понятные планы. Так всегда было и так всегда будет.
Добраться до императриц – руки коротки. К тому же действительно уничтожить сестер под силу лишь самым близким, только перед семейным кругом они слабы. Мужьями, детьми, родителями и мной. Но ждать с нашей стороны предательства не стоит. Мы как никто иной знаем настоящую цену власти.
А вот воздействовать через меня, как, по их мнению, более слабого, ― это иной вопрос. Но чтобы вот так сразу, практически открыто ― это надо иметь нечеловеческую наглость. Впрочем, недруги вряд ли не понимали, что убить меня так же непросто, как и любого из Артерваргов.
Суррайн, даже достигнув своей цели, мог меня только ослабить, и то в том случае, если бы действительно оказался смазан ядом, а запаха яда на нем я не почувствовал.
Ко всему прочему, любой яд выведется из организма, стоит мне принять истинную форму, а раны абсолютно любого характера стремительно затянутся. Единственная неприятная поправка лишь в том, что если дракон почует смертельную угрозу своей человеческой ипостаси, инстинктивно обернется, и в таком случае недругам я не завидую, а друзей будет искренне жаль. Посмертно жаль. Потому как если я окажусь рядом с людьми или в здании, то неоспоримо возникнут жертвы.
Только глупцы могут не ведать, что представляет собой взрослый совершеннолетний дракон в истинной ипостаси. Без прикрас мой дракон примерно размером с саму академию, здание высотой в семь этажей. Многих просто мгновенно раздавит.
Дернув краешком губ, подумал о луноликой лэрди.
В груди тоскливо заныло, заставляя меня чуть поморщить нос. Я себя не понимал. Не мог понять, по какой причине при виде нее сердце ускоряет свой бег, бросает то в холод, то в жар, как малолетнего не знавшего женщин драконыша, в душе расцветает огненный цветок, а стоит мне подумать о других мужчинах рядом с ней, как внутри все раздирает от жгучей ревности.
Вспомнить хотя бы ту взметнувшуюся в груди ярость, когда заметил, какими глазами таращится темный на декана Авиоли. Такими глазами маленькие драконята смотрят на сочный кусок мяса с кровью. Жадными, вожделенными и вместе с тем, восхищенными.
Заметив такой взгляд, и дураку стало бы понятно, что темного магиня смерти зацепила. Зацепила не на шутку. Он хотел ее с того момента, как увидел, и ревновал, как ни было смешно, ко мне. А я ревновал к нему.
Да, вляпались мы с ним. По самые эльфийские ушки и кончики крыльев.
И, похоже, ни он, ни я уступать луноликую не собиралась.
Я ― так уж точно.
Это моя луноликая. Мой холодный цветок.
Но вместе с тем мне было проще, чем ему. Я вырос в семье, где уклад и традиции ― иметь несколько жен и мужей, да и настоящей жгучей ревности, той,
