наговорила? – Витя показал пальцем на Свету. – Да ты слушай ее больше. Что она, что ее мать…
– Не смей, слышишь? – Гриша вцепился в рукав рубашки отца.
– Что-о? – Виктор вытянулся в струну. – На отца руку поднимаешь?
– Бать, это моя жизнь, – засуетился парень, погладив грозного папку по руке. – Не лезь, бать. Люблю я ее.
– Вы когда расписаться-то успели? Неужто так не терпится? – оглядываясь назад, Витя ждал ухода незваной гостьи. Но она стояла на месте.
И чего стоит? Неужели не ясно, что ей здесь не рады?
– Еще не успели, – признался Гришка. – Думаем только.
– Ах, ду-умаете, – обрадовался отец. – Так зачем народ баламутить? А ну, пошли за стол.
Положив руку на плечо сына, Витя весело крикнул жене.
– Маш, усаживай гостей! А ты, Толик, заводи свою шарманку!
Сын Екатерины, высокий парень шестнадцати лет, поставил стул под раскидистой яблоней, на колени – баян и затянул народную песню.
Женщины сразу ее подхватили. Их звонкие голоса разливались по всему саду и растворялись за пределами соседних улиц. Люди, работая в своих огородах, слушали раскатистые, мелодичные отголоски и улыбались. У кого-то сегодня праздник.
– Серафим Петрович! – Витя подсел к председателю. – Извини. Сам понимаешь, если баб не занять песней, то они займутся скандалом.
– Понимаю, – серьёзный мужчина поправлял тугой ремень под увесистым животом.
– Ну, по маленькой? – подняв стопку с водкой, Виктор дождался, когда Серафим Петрович поднимет свою. – Вздрогнем, – чокнулся с ним и выпил.
Маша, сжимая тонкие губы, пронзающим взглядом пилила «невестку», сидящую рядом с ее сыном, и глубоко дышала.
– Маш, пой, – подтолкнула ее Катя. – Пой, когда еще сын на празднике побудет.
– Ой, моро-оз, моро-о-оз… – затянула Маша, не сводя глаз со Светы.
Та перешептывалась с Гришей и улыбалась. То прильнет носом к его плечу, то отпрянет и прикроет рот рукой. Хихикает.
– Злыдня, – бросив подпевать, Мария стиснула зубы.
– Маш, только не сейчас, слышишь? Не вздумай, Маш, – Катя зорко следила за своей соседкой. – Не порть праздник. Хватит и прошлого. А сейчас забудь и пой.
– Не до песен мне, – процедила сквозь зубы Маша. Ее нервы были на пределе. – Так бы и вцепилась в нее, оттаскала за космы и измазала навозом. Мне эта семейка поперек горла.
Ей не давала покоя старая история, которую помнят все жители села Сорокино. Тогда еще и Светланы с Гришкой в проекте не было, а сельские страсти уже вовсю будоражили местные окрестности.
Уставившись на веселую девицу, Маша сверлила ее глазами и вспоминала своих родителей.
– Из-за вас они погибли. Из-за вашего семейства я осталась одна, – шипела она, насупив брови.
Было это давно. В ту пору и солнце светило ярче, и пшеница была колосистее. Что ж, детство… Маленькая Маша улыбалась миру и не знала горя. Ее холили
