раздумывал, тщательно подбирая кандидатуры на роли себя и жены, Полина встала и вывела в круг мужчину и женщину. Недолго думая, она поставила их близко друг против друга. Такое расположение супругов многими классиками семейных расстановок интерпретируется как завершение отношений. Зная подноготную их семейной истории, я бы и рада была пойти на поводу у этого образа, но мой опыт неоднократно показывал обратное, поэтому я стала наблюдать без каких-либо предварительных умозаключений.
– Для меня это слишком близко, хоть я и испытываю к этой женщине очень сильные чувства. Любовь, желание, страсть. Но я бы немного развернулся.
– Ну, слава богу, а то так он меня напрягает, даже бесит, – облегченно выдохнула женщина и тоже развернулась. Теперь пара стояла рядом, но не близко, и взгляды их были направлены в разные стороны.
Я спросила Родиона, как бы он поставил заместителей себя и жены.
Он встал и поставил их рядом, в пол-оборота друг к другу. Но не успел Род вернуться на свое место, как заместители развернулись и встали почти так же, как в первом случае – чуть развернувшись в стороны и не глядя друг на друга.
– Я хорошо отношусь к мужу, но меня периодически накрывает чувство злости, я бы даже сказала, злобы. Это сильнее меня, была бы моя воля, я бы сильно оттолкнула его подальше от себя, – заявила заместительница Полины.
При этом лицо ее за то время, что она говорила, меняло свое выражение от спокойного к злобному. И моментами даже с проявлением отвращения с позывами к рвоте.
Вначале у меня мелькнула мысль, что заместительница переигрывает, включая нечто свое. Но, подойдя к ней, чтобы удостовериться в ее ощущениях, я почувствовала, что меня тряхануло и стало втягивать в мощную воронку.
«Да здесь чувств на десятерых», – подумала я. Я отошла на край поля, вдохнула, выдохнула и попросила Полину поставить еще девять женщин своего рода. Она поставила их в некую беспорядочную шеренгу. Я переходила от одной к другой, спрашивая о чувствах, – просто для того чтобы энергия стала проявленной. Ибо их чувства были написаны у них на лицах. В них было мало человеческого и много животного: дикой злобы, ненависти, желания разорвать и уничтожить. Все то и дело оглядывались на Родиона. Но чувства относились не к нему. Они относились к мужчинам вообще.
Болевая точка всего происходящего, та самая первичная травма, которая произошла в роду и повлекла за собой всплеск агрессивных эмоций, находилась в самом конце шеренги женщин. А по существу – в начале родовой памяти. Женщина, что находилась в этой роли, выглядела как обезумевшая от боли и горя страдалица, не имеющая сил защитить себя.
– У меня разрывается душа от нестерпимой боли, а тело саднит, словно с меня живьем содрали кожу. Я испытываю стыд. Стыд, как яд, как отрава, от которой все нутро выворачивает наружу. Я чувствую себя в окружении мужчин. Похоже, что это солдаты. И почему-то в голове звучит песня на украинском языке:
Їхали козаки iз Дону до дому,
Пiдманули Галю, забрали
