style="font-size:15px;"> В течении часа нам пришлось еще дважды открывать огонь по пехоте противника. Затем появился басмач из северного альянса, он принёс радиостанцию и сообщение, о том, что группа из трёхсот басурманских душ сместилась на две версты вправо и нам нужно приглядывать за флангом. День перевалил за полдень. Нашего строителя звали Икром и по этому поводу пришлось его отправить к нашему генералу за едой, соляркой и снарядами. Отсутствовал он уже часа четыре. Хотелось пить, да и просто вылезти из башни и растянуться на травке с косяком в одной руке, водкой в другой. Да и нудно сидеть и пялиться на горный пейзаж в прицел пушки в раскалённой от солнца танковой башни. Стало пощёлкивать по броне, это означало что нас обстреливают из автоматического оружия. Не страшно, пока не стали стрелять из гранатомётов. Повернув башню влево, я увидел несколько групп, которые вели по танку огонь примерно с шестисот метров.
– К орудию, заряжай! – крикнул я и стал наводить на ближайшую группу талибов пушку.
Выстрелив восемь раз, я разделался с тремя группами и, для профилактики, произвёл еще шесть выстрелов в сторону, где по моему предположению скрывались отряды талибов. Выругавшись по поводу происходящего, я плюнул на раскалённую снарядную гильзу и посмотрел на Большого. Он, не моргнув глазом сказал:
– Кто-то с тыла подходит.
Развернув башню, я припал к прицелу и увидел нашего Икрома с группой басмачей человек в сорок. Заметив движение башни, все дружно упали на землю, только наш строитель продолжал идти и махать руками что-то крича на своём языке. Прибывшее подкрепление принесло с собой: сто литров дизельного топлива, тридцать осколочных снарядов, «лагман», плов, зеленый чай в термосах и свежие лепёшки. Связавшись с пехотой, я отправил к ним подкрепление в составе тридцати человек, оставив для несения караульной службы и наблюдения за талибами десять человек. Двое заступили на наблюдательные посты, остальные спустились к подножью высотки и занялись приготовлением к вечерней молитве. Разложив молельные коврики, таджики из северного альянса уселись на них и приступили к молитве. Мы с Большим неторопливо ели и наблюдали за происходящим с танковой башни. Наблюдателей пришлось отпустить, они присоединились к молящимся. Изредка я смотрел в бинокль в сторону талибов и вел неторопливый разговор с Юрой.
– Там тоже молятся, и очень много. Может накроем, правоверных фугасным? -сказал я Юре.
Он жевал лепёшку и держа в руке пиалу с лагманом молчал и усердно пыхтел. Наверно был очень голодный, да и не хотелось ему после стрельбы снова мыть руки. Снаряды были плохо протёрты от смазки и скользили в руках.
– Если не накрыть их, то после ритуала они могут подкрасться с гранатомётами и испортить нам досуг после ужина, – высказался я и посмотрел на Большого.
Тот вздохнул и спросил:
– Сколько?
Отложив в сторону пиалу с лагманом, я поднёс к глазам оптику и через несколько секунд сказал:
– Девять и два в прицеп. Так, на всякий случай, если кто-то ломанётся с ихнего мероприятия.
– Давай,
