себе заплакать – будет хуже. Нельзя двигаться, нельзя отвечать. Обороняться тоже нечем – под рукой совершенно ничего, только голая стена с трещиной. В этом проклятом доме даже защищаться нельзя. Нужно быть хорошей дочерью и терпеть.
Саманта ослабляет хватку, чтобы девчонка упала. Хватает ее за волосы, светлые от природы (а не выкрашенные, как у нее), и бьет лицом об пол до тех пор, пока не видит лужицу крови, вытекающую на пол изо рта Лоры. Девчонка молчит и дрожит, чем еще больше злит Саманту. Мелкая мерзавка смеет трястись, как какой-то червяк. Червей нужно давить.
На Лору летит ватное одеяло – очередное, чтобы удары не оставляли следов. Саманта не хочет в тюрьму, поэтому старается делать все так, чтобы ее не привлекли. Она уже пообещала Лоре, что если сучка посмеет открыть рот и кому-то рассказать – то от нее ничего не останется. Подтверждение в виде тонкого шрама от ножа осталось на локте мелкой шлюшки, когда она пыталась закрыть лицо.
Саманта снимает свои любимые туфли – на шпильке, как и вся ее обувь. Берет в правую ладонь, и бьет существо под одеялом. Хаотично, размашисто, вкладывая в каждый удар всю свою злобу. Опять эта дрянь ее позорила. Опять отродье неизвестно чем занималось, вместо того, чтобы быть под контролем. У нее не может быть никакой своей жизни – ее место здесь, под ногами Саманты.
Одно существование Лоры раздражает Саманту до кровавых подтеков. Худая, с большими сиськами и смазливым личиком, наитипичнейшая шлюшка для своих лет. Молодая, еще не нуждающаяся в косметике или процедурах для кожи, на которые Саманта тратит все, что успевает выклянчить у Джерри. Еще и длинные светлые волосы, которых у старшей Райт никогда не будет. Как и карих глаз с длинными ресницами. Саманта мечтает вырвать эти ресницы по одной, чтобы приклеить себе на глаза. Отбить у сучки все желание жаловаться, наряжаться, противоречить. Сучка должна найти себе богатого мужика и продаться подороже, чтобы обеспечить Саманте тот уровень жизни, который у них был до банкротства.
Лора хрипит и молчит. Слезы, как назло, капают на пол рядом с кровавой лужицей, уже частично высохшей на деревянном полу. Она надеется, что это все просто закончится. Что не будет так страшно. Не будет так больно. Она не хочет жить, но не хочет умирать от рук матери.
К ее счастью, у Саманты устает рука.
– Пошла вон! Чтоб я до вечера тебя не видела, дрянь, – шипит довольная женщина.
Лора поднимается, так и укрываясь одеялом. Кроссовок остается на полу, но она успевает добежать до чердака – там, где ее подобие комнаты.
Среди грязных сложенных вещей и свисающей с потолка проводки она падает, утыкается носом в сальную подушку и рыдает. Глухо, так, чтобы ее не было слышно. Тело предательски вздрагивает так, как при прыжке. Исчезнуть хочется сильнее, чем когда-либо. Хочется уйти туда, где будет спокойно. Где не будет ни Саманты, ни меланхоличного Джерри, который никогда не заступался за дочь.
Лора
