«Ну давай! Давай поиграем в экипаж, давай сядем в экипаж, помнишь, как мы недавно играли». «Ну давай, Беширчик, ну пожалуйста», – заладил он, стараясь дотянуться, чтобы покрыть поцелуями лицо Бешира, который казалось уже стал поддаваться на уговоры. Бешир поднял голову к потолку, посмотрел на плафоны люстры, которую зажигала Несрин. Он растерянно искал взглядом Нихаль, поднявшуюся наверх, ожидая от нее указания, соглашаться ли ему. От нее ему было достаточно одного слова, небольшого знака, намека.
Бешир был счастлив во всем подчиняться Нихаль, выполнить любой ее приказ, в ее власти было разрешить ему дышать, быть счастливым, жить или умереть. Он смотрел на Нихаль так, словно расстилал свою несчастную покорную душу ей под ноги.
Вдруг Нихаль вспомнила: «Мадемуазель!» Несрин с фитилем в руке уже закончила зажигать свечи на верхнем этаже и, прежде чем спуститься вниз, говорила Бюленту, который поставил освободившуюся скамеечку перед Беширом: «Но, дорогой мой, эта скамеечка мне нужна, мне нужно зажечь еще люстру в холле внизу». На самом деле она специально замешкалась и улыбалась в предвкушении посмотреть на игру в экипаж. Нихаль прошла мимо, вошла в коридор, который вел из холла к спальным комнатам. Постучала в дверь третьей спальни.
Мадемуазель де Куртон каждый раз, возвращаясь с прогулки, переодевала детей, а затем закрывалась в своей комнате и оставалась там часами, чтобы раздеться, умыться, снова одеться. На это время вход в комнату старой девы для детей, да и для всех остальных был запрещен.
Нихаль прокричала из-за двери: «Мадемуазель, не могли бы вы спуститься к моему отцу? Он хотел вас видеть». Не дождавшись ответа, она тут же повернулась и ушла. Снова прошла в холл.
В холле Бюлент отправился на «прогулку в экипаже». Зрителей поприбавилось. Несрин держала фитиль и все еще ждала, когда освободится скамеечка. Дочь Шакире-ханым Джемиле, десятилетняя девочка, наблюдала за игрой завистливыми глазенками – ей тоже хотелось принять участие. Шайесте – после того как Шакире вышла замуж, она стала главной распорядительницей в доме, – поднялась наверх, чтобы поторопить Несрин. Время от времени она дергала Несрин: «Ну что ты стоишь? Внизу темно хоть выколи глаз, что скажет бейэфенди?» – но потом сама засмотрелась на игру.
Нихаль села. Бешир, который на секунду нерешительно приостановил игру, видя, что она не возражает, снова потянул скамеечку, на которой сидел Бюлент.
Мадемуазель де Куртон иногда привозила детей в Бейоглу, и они ходили по магазинам, где она позволяла им покупать то, что им захочется. Больше всего в этих прогулках Бюленту нравилось ездить в экипаже. Они зимой и летом почти безвыездно жили на ялы, и подобные поездки позволяли хоть и редко, но вырваться на свободу и становились для него настоящим праздником.
Сейчас вместе с Беширом они играли в такую прогулку в Бейоглу. Делая остановки около кресел, они заглядывали в воображаемые магазины и покупали всякую всячину.
– Извозчик! Вези нас в «Бон Марше»[31]!
«
