дрожат, а я не понимаю, из-за чего.
***
Я всегда просыпаюсь, когда Тео возвращается с дежурства, хоть он и старается ступать тихо. Иногда у него получается, а сегодня он решил, что вешалка для одежды в нашем коридоре не нужна, поэтому он просто снес ее со своего пути. Я застонала и поднялась, бросая подушку в источник звука.
– Почти попала, – устало, но с натянутой улыбкой произнес он. Я знала, что он улыбается даже в темноте. Тео – единственный человек, которого я могу читать без затруднений.
– Я думаю, нам не нужна мебель в коридоре… – произнесла я.
– Отлично, потому что я подумал так же, – довольно воодушевленно произнес он.
– Я заметила, – вновь простонала я, падая на кровать.
– Ты бы меньше вещи свои по полу разбрасывала, – в ответ крикнул Тео.
Сосед по лестничной клетке выразительно ударил по стене, намекая на плохую звукоизоляцию. Мы с другом сдержанно засмеялись. Он довольно часто возвращался поздно, всегда в разное время, но утро мы неизменно встречали вместе.
– Да брось, там не может… – мне в лицо тут же прилетело подтверждение его слов. Мой лифчик. Я тяжело вздохнула. – Выпал из шкафа, – еле сдерживала смех я.
– Я тебя удивлю, но у тебя нет шкафа. Ты свои вещи складируешь везде, кроме полок. Хотя. Ты оккупировала всего одну. В ванной. О, твои склянки и тюбики…
– Совесть имей, их не так много, – с шуточной угрозой произнесла я. – К тому же, тоналка у нас общая. Там тюбиков шесть лежат разной плотности.
– Посторонние бы не так поняли, – засмеялся Тео, падая на кровать прямо в одежде. – Но она неплохо маскирует синяки и покраснения… – задумчиво протянул он. – И тон кожи такой ровный…
– Еб твою мать, Теодо… – я тут же получила подушкой по лицу. Своей же. Он благосклонно притащил ее обратно, чтобы не пришлось вставать: в квартире все еще дико холодно.
– За языком следи, юная леди, – он широко зевнул, потягиваясь. – Засыпай быстрее, а то мне под одним одеялом холодно, – вяло проговорил он. – А драться за него желания нет.
Он часто говорил подобное перед тем, как заснуть. Своеобразное «спокойной ночи». Вот только я всегда просыпалась под двумя одеялами. Ничего не ответив, я перевернулась. Последнее, что я почувствовала, прежде чем провалиться в сон, – приятное тепло и легкое касание.
Он отдал мне свое одеяло, хотя холод собачий.
Я, пересилив себя, встала, одним резким движением сдвинула кровати и легла посередине, прямо на стык, чтобы на него не напоролся Тео, и накинула на него одеяла. Мы лежали, кутаясь в теплую ткань, а я зарывалась лицом в его толстовку, даже не пытаясь скрыть улыбку. Я всегда обнимала что-то во сне. До шестнадцати лет это был плюшевый мишка. Потом вторая подушка. Сейчас либо Тео, либо подушка, на которой я сплю. Вторую купить руки не доходят, да и бессмысленная трата денег отнюдь не привлекает.
Но сейчас он обнял меня в ответ. Я чувствую, как он ежится от холода
