я. – Легко говорить, когда у тебя изначально есть то, к чему другие всю жизнь стремятся.
– И что? Деньги?
– Ага. Свобода. Можешь делать что хочешь. Купить что угодно.
– Да. Но свободы у меня нет, – он отвернулся, а я мотнула головой.
– Будешь душу мне изливать? Не собираюсь выслушивать твое дерьмо, – я злилась. Это он на жизнь пытается жаловаться? – Какая жалость. Что? Где тебя там ограничивают?
– Ты не понимаешь.
– Конечно, куда мне до богатых деток, – почти зарычала я. Нахождение в замкнутом пространстве нервировало меня.
– Тебя так заботят чужие деньги.
– Потому что у меня их нет. Тебе кажется, что это жалко, но, знаешь что? Плевать. Потому что деньги – то, что реально заботит, когда не можешь позволить себе еду. Да, деньги заботят, когда думаешь, попадешь ли в больницу в пятничный вечер, потому что нужно оплатить счета. И это ты не поймешь. Пятьдесят тысяч на спор, – я возмущенно выдохнула, качая головой. – Ты противный. Витаешь в своей реальности, не замечая проблем других.
– Может, это ты не замечаешь чужих проблем? – приподнял брови Андервуд. – Я тебе открыться пытался, а ты про свои проблемки мне…
– Хочешь, чтобы я стала твоим личным психологом? Легко. Что угодно за деньги, знаешь же, – съязвила я.
– Что угодно?
– Да. Только цену назови, – я поднялась с пола и скривилась. – Наверное, так и думаешь. И будешь прав. Но есть что-то, что тебе не купить.
– Будешь затирать про чувства, да? Слышал уже.
– И? Будешь спорить?
– Нет. Но остальное… – он щелкнул пальцами. – Легко.
Я еще раз нажала на кнопку вызова помощи.
– Тебе стоит помолчать, иначе мы точно не выйдем вдвоем, – уже более холодным тоном бросила я.
– Ты быстро становишься агрессивной. И быстро успокаиваешься, – заключил он. – Отличительная черта всех в Клетке. И все угрюмые.
– Сложно смеяться, когда тело покрыто синяками, знаешь ли, – скривилась я, неосознанно касаясь едва зажившего синяка. Он перестал болеть, теперь лишь слабо пульсировал.
– Судя по вашей аптечке…
– Не у всех в Клетке есть деньги на лекарства и мази. И на врачей. Мне очень повезло с Тео.
– Нельзя сказать того же о нем, – фыркнул Джейс. – Ты как бесполезный балласт. Не смей обижаться. Я называю вещи своими именами, – продолжал рассуждать Андервуд.
– У тебя нет друзей, потому что ты не затыкаешься или…
– Я просто слишком хорош.
– Или это из-за твоего огромного эго? Видимо, смесь.
– А у тебя почему друзей нет?
– С чего это? А Тео кто, по твоему?
– Всего один.
– Ты, видимо, ничего не понимаешь в дружбе.
И, сказав это, я поняла, насколько все плохо. Джейс неопределенно пожал плечами и отвернулся. Я вглядывалась в его силуэт, изо всех
