и не ждал.
– Не переживайте, Алексей. Оставим это между нами, – ободряюще сказала Нина и похлопала его по плечу. – Вы хороший человек, и я искренне желаю вам встретить женщину, достойную вас.
– Да, да, спасибо, Ниночка. Простите.
– Ну пойдемте к гостям. А то вы словно парализованный.
– Признаюсь, слаб: вы на меня так влияете. Но я обещаю вам, что больше такого не повторится.
– Пойдемте, пойдемте.
И они вышли из-за вишни все еще добрыми друзьями, будто бы совершенно ничего не произошло. Генрих приветственно помахал им рукой.
В саду тем временем назревал конфликт. Сергей, до сих пор мирившийся с окружающей действительностью и изрядно надравшийся, пер на Шапиро как тореадор, а тот сидел, беззлобно ухмыляясь, и ждал, чем кончится представление.
– Вы, товарищ, скажите прямо… Стоите ли вы за советскую власть? – требовал Сергей, раскрасневшийся, как бакинский помидор.
– Конечно! Лучше стоять за нее, чем сидеть! – искренне веселился Шапиро и так разошелся, что даже опрокинул на себя стакан с портвейном.
– Вы гад! – наступал на него Будко. – Так вам и надо!
– Послушайте, товарищ, я вспомнил еще один анекдот, – сказал Шапиро, отряхиваясь. – На колхозном собрании вручают подарки за хорошую работу к Седьмому ноября. «За отличную работу в поле товарищ Иванова премируется мешком зерна!» Аплодисменты. «За отличную работу на ферме товарищ Петрова премируется мешком картошки!» Аплодисменты. «За отличную общественную работу товарищ Сидорова премируется собранием сочинений Ленина!» Смех, аплодисменты, возглас: «Так ей, бляди, и надо!»
– Вам, конечно, виднее, но я поражаюсь, как вы не боитесь! – ужаснулась Галка.
Шапиро и правда не боялся. Была у него такая сверхспособность: его всегда стороной обходило любое наказание. «Родился в халате, и, что интересно, – в белом», – говорил он. И в этот раз был уверен, что обойдется. Во всем остальном Шапиро счастливчиком не был: три брака развалились, от первого остался ребенок с каким-то редким психиатрическим диагнозом, жена тоже, правда, была не совсем в порядке, он платил алименты, много оперировал, часто пил, но человеком сохранился веселым и беззлобным, любил подтрунивать над верующими – во что угодно, потому что сам ни во что не верил. Но и не боялся. Знал, что его бережет какая-то сила, имени у этой силы не было, но она позволяла ему чесать языком без ограничений. Генрих все это, конечно, помнил и держал в голове, что шутки Шапиро могут стоить жизни кому-то другому, но по-человечески жалел его, потому что вообще-то умный он был мужик, талантливый диагност с легкой рукой, и этого не отнять.
– Вы оба пьяные и ведете себя некрасиво, – вмешался Генрих. – Перестань, Шапиро.
– Что у трезвого на уме, у пьяного на языке! – злобно проговорил Будко.
– Перестань, Сережа, выпил человек, сказано тебе, – довольно жестко оборвал его Андрей.
– Что? – Сергей сжал кулаки. – Ты-то куда лезешь? Ты… Мы же выросли с тобой… Вместе… Вот уж от тебя не ожидал…
– Да брось,
