что-то с ногой… был снегопад, мы сбили ее, привезли сюда, она уже не дышала, но потом он выстрелил в нее… два раза…
– Дидим?
Она кивнула.
– Зачем? Стрелять – зачем? Он был пьян?
– Который день напивается до стерильного состояния.
– Он хоть задумался о последствиях?
– Предложил избавиться от тела.
– Но он – в стороне?
Шаша пожала плечами.
– Допустим, он найдет человека, который согласится закопать тело. Но ведь ясно же, что этот человек должен быть в доску своим, тем, кто не станет шантажировать…
– Брат, – тихо сказала Шаша.
– Из его братьев только один в состоянии спрятать тело…
– И это не ты.
– Не я.
– Пойдем отсюда, замерзла как цуцик.
– Какая здесь температура? В моргах тела хранятся при температуре ниже десяти градусов…
– Поставила термостат на минус два.
– Пойдем.
Мы поднялись наверх.
Комната на втором этаже, выходившая окнами в сад, называлась материнской, но Евгения Лазаревна, мать Дидима, никогда не ночевала на даче: «Лучше мне не видеть того, на что я не смогу закрывать глаза».
Шаша с легким сердцем занимала материнскую, когда сюда приезжала, но, покидая дачу даже на день-два, забирала всё, что привозила с собой, – книги, белье, косметику, потом мыла полы, оконные рамы, ванную, чтобы не оставлять никаких следов. В этой комнате Шаша спала в ночной рубашке до пят, а не голой, как обычно, а еще никогда не занималась здесь сексом – и Дидиму пришлось с этим смириться. «А отпечатки своих пальцев ты тоже стираешь?» – спрашивал он. Шаша игнорировала его иронию. В этой безликой комнате она не принадлежала Дидиму.
– Так что произошло, Шаша?
Шаша села в маленькое кресло и стала рассказывать; голос ее звучал глухо.
Она не сказала ни слова, когда Дидим поднял ее среди ночи, чтобы съездить за выпивкой в круглосуточный супермаркет. Промолчала, когда перед выездом со стоянки супермаркета он глотнул из горлышка. Когда на повороте смутная фигурка возникла перед капотом, и Дидим попытался остановить двухтонную машину, которая проползла метров десять и встала, – Шаша лишь откинулась на спинку сиденья и замерла, глядя на струи желтого мокрого снега, сползавшие по лобовому стеклу. Дидим шепотом чертыхался, глядя на камеру дорожного наблюдения, которая висела на столбе под фонарем метрах в тридцати – сорока от машины. Шаша хотела сказать, что камеры здесь давно отключены, но промолчала. Прежде чем выйти из машины, он надел перчатки. Обошел машину спереди, пытаясь разглядеть следы на решетке радиатора и бампере, но ничего не обнаружил. По обочине, отводя левой рукой ветки кустов, дошел до тела – семнадцать шагов – и опустился на корточки. Это была девочка лет тринадцати-четырнадцати, одетая в куртку с капюшоном, рваные джинсы и ботинки на толстой подошве. Она лежала на боку, уткнувшись лицом в снег. Худенькая, невысокая, крашеные волосы с темными корнями.
