шалава Лизавета с Казанского. Она, юродивая, слонялась по вокзалу, моталась как помело, хрипло выкликала: «Я пирожок! Я пирожок! Кусай все, кому не лень!» Я тоже былапирожок. Вот – докусались меня. Уж лучше бы сразу сожрали.
Молчание. В полном молчании зазвенел гонг.
Это звенело у меня в ушах.
– Правдой. Вы скажете мне правду. Кто убил Любу.
Горбушко прямо посмотрел на меня. Посмотрел мне в глаза.
И я посмотрела ему прямо в глаза.
И в его глазах я увидела свет безумия, блеск взгляда маньяка, смертельно влюбленного пса, идущего по пятам древнего ужаса.
– А если не скажу?..
– Воля ваша.
– У меня… есть время подумать?..
– Есть.
– Сколько?
Молчание. Молчание висит, мерзнет лицо. Пальцы сжались в кулак. Костяшки пальцев. Костяшки.
Костяшки стучат. Ты была права, Серебро. Часы пошли. Костяшки застучали.
– А если… я не знаю, кто это сделал?! По-настоящему не знаю?!
– У вас есть время узнать. Это в ваших интересах.
Я вглатывала в себя дым, как больные глотают из подушек кислород.
Теперь у меня два поводка. Два. И два хозяина. Все на свете имеет пару. Все раздвоено. Раздвоена судьба. Раздвоена жизнь. У человека две руки и две ноги, два глаза и два уха, и две губы у рта; и только сердце – одно. Может, я феномен, и у меня два сердца. Два хозяина – Беловолк и Горбушко. И второй – пострашнее будет. Беловолк выжмет из меня все, как из певицы. Он понял, спасибо, браво Мише Вольпи, что у меня талант к пению, что я не только мордой похожа на Любу, но еще и певицей оказалась неплохой, и он задался целью – сделать на мне деньги, еще деньги, еще, еще деньги и славу; Люба была его творением, она умерла, и он, чтобы утешиться, сделал двойника. Беловолка еще можно было понять. Я даже на миг восхитилась им: это он сделал Любу бессмертной, а меня – ее продолжением! Но Горбушко…
Горбушко сдаст меня как убийцу, если я не найду ему правду.
Цена правды – жизнь.
Что ж, так было всегда.
А ты бы, дрянь с Казанского, хотела, чтобы было все по-другому?!
… … …
Смотрю на меч, И течет роса по нему. Холодное утро. Я улыбнулся: Плачет и твердая сталь.
– Хунну пользовались широкими и короткими мечами. Они предпочитали сражаться тяжелыми, не особенно длинными коваными мечами, такие мечи висели у них на кожаных поясах в плетеных ножнах. У чжурчжэней имелось оружие гораздо более изощренное. Мечи разных видов, и длинные, и короткие, а также разнообразные ножи, несколько сотен и даже тысяч видов ножей. Китайцы, жившие на берегу моря, в портовых городах, и имевшие связи с другими странами, встречая иноземные корабли или посылая в далекое путешествие корабли собственные, привозили издалека чужестранное оружие, и китайские мастера перенимали заморс
