Вера женщина неплохая, просто вспыльчивая. Отойдет – будет всем счастье.
Вытираясь, я молча проводила её ладную фигуру, очередной раз поражаясь, как та умудрилась сохранить девичьи формы в свои за пятьдесят. Наверное, физическая активность дает плоды. Присев на качели, отпила немного из бокала и подставила лицо слепящим лучам. У меня такой цвет кожи, что солнечные ванны уже ничего не испортят. Бояться нечего.
Спустя десять минут такого релакса я поежилась. Несмотря на августовскую жару, почувствовала самый настоящий озноб, мощной волной прошедший по спине. Назойливое липкое чувство тревоги заставило обернуться. И в последнюю секунду я увидела, как удаляется мужской силуэт одного из пришедших «ремонтников». Это всё мои натянутые нервы. Внешне я спокойна, но внутри варится нечто адски обжигающее. Из-за этого диссонанса, видимо, и появилась впечатлительность.
Постаралась вновь расслабиться.
Вспомнила, что осталось два дня. И снова прыгнула в воду, отгоняя прочь все мысли…
Эти несколько суток пролетели безбожно быстро. По щелчку пальцев.
И вот я уже стою перед неприятно скалящимся женихом, приподнимающим тонкую ажурную фату. И пока он ожидаемо целует мой лоб, вызывая лишь отторжение, я гадаю, насколько сальны его пальцы, вручившие мне букет невесты…
Зазвучавшая после этого живая музыка, исполняемая популярным в городе среди диаспоры ансамблем, попросту оглушает. Меня выводят из комнаты к гостям на фуршет, где звучат тосты аксакалов, а в сознании всё рикошетит об образовавшийся вакуум. Потом опять играет зурна, барабаны… Размик на пороге у самого крыльца преграждает процессии путь, вдев кончик расписного кинжала с ленточкой на рукоятке в древесину дверного проема, и традиционно отказывается выпускать сестру, требуя выкуп. Торгуются они в рамках приличия, я отупевшим взглядом наблюдаю за развешивающимися на стали купюрами с изображением достопочтенного Бенджамина Франклина, которых щедрый кавор не жалеет, смиренно дожидаясь конца этого обряда1. И абсолютно некстати в памяти всплывает где-то вычитанная дурацкая информация о том, что в языческие времена кавору принадлежало право первой брачной ночи с невестой. Вот уж спасибо этнологам, я запомнила!
Наверное, вдохнула я только в машине. Не различала лиц родных, не понимала, кто и где. Меня обнимали, помогали устроиться в салоне, что-то говорили. А перед глазами пелена, и всё сливается воедино.
Идеальная невеста по-армянски. Ни взора стыдливого не поднимет, ни слова не вымолвит – кукла. Которую впору посадить на капот автомобиля с ленточками, как в эпоху СССР…
Чудовищно длинная цепь прозвучавших диких сигнальных звуков клаксонов заставляет вздрогнуть. Мы медленно катимся по дороге, где-то параллельно следует минивэн со съемочной группой, один из операторов которой снимает сие шествие.
Пальцы до ломоты в костяшках сжимают букет. Я попросту не могу поверить в происходящее и принять, что через какой-то час стану замужней женщиной. Возношу молитвы и прошу дать мне терпения. Напоминаю
По армянским традициям жених входит в комнату невесты, приподнимает фату, вручая ей букет. Целует в лоб или щеку (этот момент иногда не соблюдается по желанию), звучит музыка, они выходят к гостям, принимают короткие поздравления и направляются в дом жениха. На пороге брат девушки обязан преградить им путь, требуя выкуп за горячо любимую сестру, и здесь в игру вступает кавор – своеобразный крестный отец, он же авторитетный многоуважаемый человек, к мнению которого должны прислушиваться.
