мне кофе.
Я налил.
– Так вот, Джейки, – сказала она, – теперь ты понимаешь. Я прошу тебя забрать отсюда свое добро как можно скорее, хорошо бы сегодня. Все твои вещи я снесла к тебе в комнату.
И верно. Разнообразное мое имущество, обычно украшавшее гостиную, исчезло. Я почувствовал, что уже не живу здесь.
– Нет, не понимаю, – сказал я, – и очень прошу тебя, объясни.
– Увози все, – сказала Магдален. – За такси я могу заплатить. – Теперь она была совершенно спокойна.
– Будь человеком, Мэдж. – Я уже снова тревожился о себе, и от этого мне стало много легче. – Почему я не могу по-прежнему жить наверху? Я ведь не помешаю. – Но я и сам понимал, что это не годится.
– Ох, Джейк! – сказала Мэдж. – Ты просто болван.
Это были самые ласковые слова, которые я пока от нее услышал. Мы оба немного оттаяли.
Все это время Финн стоял, прислонившись к косяку и разглядывая какую-то точку в пространстве. Слушает он или нет, было непонятно.
– Ушли его куда-нибудь, – сказала Магдален. – От него дрожь пробирает.
– Куда я могу его услать? Куда нам с ним идти? Ты же знаешь, что у меня нет денег.
Это было не совсем так, но из осторожности я всегда притворяюсь, будто у меня нет ни гроша – такое впечатление обо мне может когда-нибудь и пригодиться.
– Вы взрослые люди, – сказала Магдален. – По крайней мере, числитесь взрослыми. Можете решить сами.
Я глянул в сонные глаза Финна.
– Что будем делать?
Финна иногда осеняют удачные идеи, да и подумать у него было больше времени, чем у меня.
– Поедем к Дэйву, – сказал он.
Я не нашел что возразить, поэтому сказал: «Ладно» – и тут же заорал ему вслед: «Возьми чемоданы!», потому что он стрелой ринулся к двери. Иногда мне кажется, что Финн недолюбливает Магдален. Он вернулся, взял один из чемоданов и исчез.
Мы с Магдален посмотрели друг на друга, как боксеры перед началом второго раунда.
– Послушай, Мэдж, – сказал я, – не можешь ты меня выселить вот так, ни с того ни с сего.
– Ты и вселился ни с того ни с сего, – сказала Мэдж.
Это была правда. Я вздохнул.
– Поди сюда, – и я протянул ей руку. Она дала мне свою, но рука была неподатливая и безответная, как вилка, и очень скоро я ее выпустил.
– Не устраивай сцен, Джейки, – сказала Мэдж.
В ту минуту я не мог бы устроить никакой, даже малюсенькой, сцены. Я почувствовал слабость и прилег на тахту.
– Так-так, – сказал я мягко. – Значит, ты меня выгоняешь, и притом ради человека, который наживается на чужих пороках.
– Все мы наживаемся на чужих пороках, – сказала Мэдж, напустив на себя ультрасовременный цинизм, что ей очень не шло. – И я и ты, а ты еще используешь даже худшие пороки, чем он. – Это относилось к тому разряду книг, какие я время
