он тут же сказал:
– Если что, я тут. Через пятнадцать минут подойду, – развернулся, сунул сигарету в угол рта и ушёл.
– Конечно, я скажу, что ты тут! – крикнул я вслед, и мы расстались.
Я остался один и начал размышлять. Интересно, что змея сделала с замом начальника? Съела? Всего и полностью? Или оставила что-то? Я услышал шум за дверью сортира и подумал, что змеюка там делает? Одно дело, если пытается свалить через канализацию, другое, если пытается выбраться.
Вдруг из восьмого цеха появился мужик Мишка, дышащий на всё вокруг луком, чесноком и спиртом.
Он кинулся к туалету. Я стал на его пути.
– Впусти в сортир, – прокаркал он.
– Не пущу. Ремонт.
– Да ладно тебе, никто не узнает…
– Нет!
– Да какого ты… – канючил он и канючил, приплясывая.
– Заткнись! – прохрипел я ему. – Если невтерпёж, беги на улицу, за цех, там всё сделаешь. Лучше через кузню.
Шум за дверью нарастал, стали доносится стуки и шорохи с той стороны.
– Там чего, хтой-то закрыт? – спросил Мишка с испугом и удивлением.
– Да, – бросил я.
Затем послышался звук ломающегося дерева, раздираемой фанеры, а потом ошмётки мяса, кровь и осколки дерева засвистели вокруг нас. Гадюка упала метрах в трёх и это была уже половина экземпляра. Она была мертва. По всей видимости она просчиталась и вместо фанеры влепилась плашмя в дерево.
Иногда я задавался вопросом, от которого просыпались радостные и пугающие чувства. Радостные от того, что мне хотелось приключений, а пугающие от неизбежной мысли, что это конец.
Что было бы, если она вылетела раненая, но живая к нашим ногам?
Через десять минут вернулось начальство: Иванов, с ним явился начальник нашего цеха и зам.директора завода. Они оценили степень разрушения, что устроила гадюка, и попросили так же показать им тело зам.начальника.
Я открыл дверь туалета, но подходить к окровавленным останкам не решился. Два поддатых мужика подошли и подняли тело за плечи. Тело Малогорского всхлипнув отлепилось от пола и мы все увидели, что с ним сотворила змеюка. Она разорвала ему живот, и его кишки валялись под ним. Глаза: один вывалился и растёкся по лицу, а вместо другого зияла чёрная дыра. Горло при осмотре было не повреждено со стороны живота, а сзади его голова ни на чём не держалась. Только на коже. Остальное осталось неповреждённым, по крайней мере, мы ничего больше не заметили.
Иванов и зам. директора завода отошли в сторону и выблевали свой завтрак или обед. Когда зам директора повернулся, мне показалось, что он выблевал и свой лоск. Его свиные глазки больше не святились довольством, а его губы дрожали, что в его пятьдесят лет выглядело жалко. Иванов избегал смотреть на мертвеца, но ничем другим не показывал, что он выбит из колеи.
«Мягкие желудочки» –
