посмотрела на сестру. – Или ты хочешь, чтобы они росли без отца?
– Не хочу! Но разве это можно назвать жизнью?
– Нет. – Настя вздохнула, удивляясь, что сестра отказывается понимать очевидные вещи. – Это называется принцип меньшего зла.
Машина времени
Среди девочек, рождавшихся в девяностые,
похожих на куклу Барби,
влюбленных в Луку Барбаросса,
росли
Марианна, собирающая жуков,
Жанна, читавшая книги для взрослых,
и Александр Михайлович Иванов,
раз за разом изобретавший машину времени.
«Ты же помнишь приставку Dendy,
вкладыши Turbo, Yupi и Juicy Fruit?
Вот туда нас отвези!»
И рассекает время авто из Lego,
и тамагочи снова живет на даче —
божьей коровкой в Сашином кулаке,
папиной книжкой, спрятанной под матрасом, —
сколько ни ждал девочек возле школы,
так и не выменял, глупый,
на поцелуй.
Мама
Мама моя – инженер, изучала водоснабжение —
карандаши, чертежи, наглаженные рубашки —
по специальности ровно год.
А потом – девяносто первый,
и кто говорит о работе,
когда и страна пропала в небытии.
Мама моя – кружевница: белые лошади,
цветущие орхидеи, птицы,
летящие в объединенную Германию.
Кто говорит о зрении,
когда дочери три и ей снятся
летучие корабли, крыши Стокгольма
и Изумрудный город.
Мама моя – хореограф,
полководец танцующих второклассников
ко Дню Победы и Дню учителя.
Днем ритмика, вечером шейпинг —
кассетный магнитофон, родинка Синди Кроуфорд.
Кто говорит о детях, росших в дефолт:
мама моя – принцесса,
платье из тюля, корона из мишуры —
открытку от Деда Мороза
графическим почерком растерянно
подписала.
Белые паруса, черное море
Очки у дяди Вани были совершенно кошачьи – круглые и зеленые, для пущего сходства подклеенные изолентой. Короткий рукав летней рубахи являл миру поплывший от времени рыбий хвост. На голени красовался белесый шрам, оставшийся от когтей амурского тигра. А главное – у дяди Вани была гитара. И если все встречавшиеся в то время гитары носили банты, дяди Ванин уж точно был самый красивый.
– Полный вперед! – объявлял он, выходя из подъезда. И все окрестные бабульки тотчас же принимались на пироги зазывать. Вот только на чужие пироги дядя Ваня не велся, сам пек и местных ребятишек подкармливал. Особенно хорошо удавались рыбники. Их тетя Катя пуще прочих любила, вот он и старался. Говорил еще:
– Палтуса давай, а то уж больно красота моя стала костлява!
– Ты ж, старый, небось, как всегда, с гитарой уснул, – смеялась тетя Катя да календарь настенный вешала.
Вот
