когда это богатство пропало, не поверишь, какое я испытал облегчение! Такое, что до самой зимы дверь входную не запирал…
Постепенно вышла из меня вся та глупая уверенность в своём исключительном таланте, в том, что я непременно вознесусь и всё обязательно получится. Покрутил фильмы киномехаником, пока наш кинотеатр окончательно не прикрыли, покружился репетитором по детям очень средних способностей, пока однажды меня не пристроили сотрудником в музей. Жил я рядом с родителями, но вместо радости стал их вечной скорбью. Однажды они вместе накопили денег со своих пенсий и подарили мне дорогостоящую и, как им казалось, модную дублёнку. Это выглядело жестом отчаяния. Я, смущаясь, благодарил их за эту непомерно дорогую вещь, которая на мне выглядела как седло на корове. Вскоре я её изгваздал, а потом передарил корешу с недостаточно высокими устремлениями, как тот носатый пацан из перестроечного фильма.
Время от времени, когда всё надоедало, я выходил на мостки, закидывал удочку и ждал. Обычно клевала мелкота – радость соседским кошкам. Но однажды неторопливым силуэтом другой жизни поднялась из глубины и, покачивая широкими плавниками, проплыла мимо неизвестная мне огромная рыба.
Мы с братом дважды встречались. Оба раза на похоронах. Отец, а следом и мать умерли, так и не дождавшись от меня ничего путного.
– А как у тебя? Всё путём?
– Не жалуюсь. Гийом, я покажу тебе фото. Ты любишь фотографии?
– Честно? Не особо. Вредное изобретение. До них были только мы, художники. Шахматисты, знаешь ли, недолюбливают шашистов, а я вот – фотографов.
Ты нажала куда-то в свой смартфон и показала мне:
– Это двое моих детей.
Я уставился в экран, с трудом фокусируя взгляд.
– Очень красивые, особенно девочка. И пацан хороший. Она-то точно в тебя, а сынишка…
Ты убрала смартфон в сумку.
– В мужа. Он умер от онкологии. Боролся с ней сколько мог.
– Твой правильный богатый муж?
– Он никогда не был таким уж правильным. Да и богатым тоже.
Я долил в стопку последнюю водку из графина и сказал:
– Пусть ему будет спокойно, где бы он ни обретался сейчас. Ты знаешь, я в Бога не верю, но что-то там должно быть… Какая-то контора, место сбора.
– Это Бог однажды устанет верить в тебя, – отозвалась ты.
Я икнул:
– Ну и правильно – пусть не верит. В кого тут верить?.. Да откуда ты вообще взялась?..
– Один общий знакомый сказал, что видел человека, который доживает свою никчёмную жизнь. Сочиняет сальные стишки. Того, кто пытается уколоть других и только сильнее укалывается сам…
На меня накатило. Я не собирался выслушивать такое о себе.
– В наказанье за грехи проору свои стихи! – Тут оглянулись уже на меня. – И пускай. Прав он, этот знакомый! Только не убеждай,
