на пол. Тогда моя мама, как обычно, кидалась на него, вся красная от гнева, а я улепетывал к пруду, чтобы спрятаться.
На то Рождество я получил два подарка: пока я играл на улице, к нам домой заглянул отец. Не знаю, была ли то слабая попытка снять груз вины или искренний порыв отцовской любви, ограниченный скромным бюджетом? Он подарил мне пластиковые красные санки с кожаными ручками. Вторым подарком стало рождение моей сводной сестры Сеси.
Мы переехали в Мексику, когда мне было шесть лет. Либо моя мать с Винни заработали достаточно денег, чтобы взять годовой отпуск, либо они от кого-то бежали (скорее всего, от ребят в синей форме). Они никогда не называли мне причину переезда. Я помню только, что моя мама и Сеси прилетели туда, а мне пришлось пересекать границу в «Шевроле» Винни вместе с Белль. Белль была его немецкой овчаркой, которая, как и Винни, постоянно кидалась на меня без всякой причины. Следы укусов еще долго не сходили с моих ног, рук и туловища. По сей день я терпеть не могу немецких овчарок (наверное, это как-то объясняет, почему Винс недавно завел себе овчарку).
В Мексике я провел чуть ли не лучшие дни своего детства: носился голышом вместе с мексиканскими детьми на пляже возле нашего коттеджа, гонял коз и кур, которые важно бродили по району, уплетал севиче[5], ходил в город за кукурузными початками, приготовленными на огне и завернутыми в фольгу, а в семилетнем возрасте впервые попробовал травку вместе с мамой.
Когда Мексика им надоела, мы вернулись в Айдахо, где бабушка с дедушкой купили мне мой первый фонограф, серую пластмассовую игрушку, которая умела воспроизводить только синглы. Иголка была на крышке: опустишь ее – и зазвучит песня, откроешь – музыка останавливается. Я всегда слушал «Элвина и бурундуков», о чем мне постоянно напоминала мама.
Год спустя мы все погрузились в арендованный трейлер «Ю-Хол» и отправились в Эль-Пасо, штат Техас. Мой дедушка спал в спальном мешке на улице, бабушка – на сиденье, а я свернулся калачиком на полу, как собака. В возрасте восьми лет, еще до того, как стать звездой, меня уже тошнило от «гастролей».
После всех этих путешествий, когда я был обречен на одиночество, дружба стала для меня чем-то вроде телевизора, который включаешь время от времени, чтобы забыться. Всякий раз, когда я оказывался в компании ровесников, я чувствовал себя не в своей тарелке. В школе мне было сложно сосредоточиться. Какой смысл стараться, если через год я уеду и больше никогда не увижу этих учителей и детей?
В Эль-Пасо дедушка работал на заправке «Shell», бабушка жила в трейлере, а я ходил в местную начальную школу, в которой учились жестокие дети. Они толкали меня, обзывались, говорили, что я бегаю как девчонка. Стоило мне появиться на школьной площадке, как меня забрасывали футбольными мячами и объедками. Масла в огонь подлил дедушка: он состриг мои волосы, которые мама всегда разрешала мне отращивать,
Севиче – блюдо латиноамериканской кухни из морепродуктов.
