слегонца —не греми, в головах, инструментами,
напугаешь до смерти бойца.
Переговоры
И пошел, куда не зная,
С автоматом у плеча,
«Белоруссия родная…»
Громким голосом крича.
Крякнул мир, но корма вдосталь,
и с кредитом не беда,
только обезьянья оспа
зачастила в города,
развелось мышей и мошек,
осень с мылом моет пол,
супротив кацапа может,
но сдувается хохол,
под бандеру как ни стригли,
где топтался восемь лет,
приогрёб, заправив в стринги
импортный бронежилет,
знал бы раньше, воля Божья,
понимал бы, что не зря
за порогом Запорожья тоже
русская земля,
он её в окопах лопал,
сам под дождиком раскис,
а кацапы по Европам
прогуляются без виз
шляхте выписать по шее,
англосаксам врезать в кость,
как же так, без приглашенья,
извиняйте, так пришлось,
не сыграл покамест в ящик
наступив на джавелин —
притворившегося спящим
Байдена расшевелим,
непременно ждите в гости —
надо бы, умерив прыть,
взвешенно, без лишней злости,
за Донбасс поговорить.
Проза жизни
В чистом поле не вера, а Верка
перекатную голь родила,
прикорнула в конвульсиях ветра,
а проснулась – такие дела,
и – до вечера снова на выпас
подрастающих папье-маше:
кто родился в рубашке на выпуск,
кто в гнилой телогрейке уже,
то сажает вредителей Сталин
то трясёт кукурузой Хрущёв.
Гоголь помер, а страхи остались,
потому что боимся ещё,
мы живых уголков детсадисты,
физкультурники уличных драк
и на милость врагу не сдадимся,
потому что не ведаем как.
Гаудеамус спиритус
Земных существ изучив повадки,
пора готовиться в новый путь,
ступая мягко, как мышь по ватке,
в сухое горло бутылки дуть,
мотать по ветру отросшей гривой,
не удивляясь, когда друзья
хоть узнают, но проходят мимо,
как будто им тормозить нельзя,
наверно, взгляд чересчур напорист,
не те цветочки в зрачках цветут,
подковы гнёт непреклонный возраст,
и зреет опыт в кустах цикут,
настало быть игуан гуманней,
растить в селе кочаны капуст,
легко садишься в чужие сани,
что напрокат выдаёт Прокруст,
из бездны космоса смотрит строго
звезда, внезапная, как инсульт,
идут
