приветствовали «явление Америки народу». Многие в Советском Союзе, среди них Ельцин и его окружение, приглашали американских экспертов в Москву помочь с преобразованием советского общества. Поразительно в этой истории другое – насколько плохо руководители США и СМИ представляли те возможности, ту «мягкую силу», которую они имели в те годы в терпящей кризис стране. В мотивах американцев было много достойного, ряд их действий был прагматичным, направленным на предупреждение возможных катастрофических последствий распада СССР. Но в целом интересы американской безопасности и краткосрочные политические расчеты превалировали над тем, что можно назвать «видением будущего».
Поиск материалов и источников для этой книги растянулся на три десятилетия. Мои суждения опираются на личные наблюдения, беседы с ведущими советскими политиками, дипломатами, военными, офицерами КГБ, представителями военно-промышленного комплекса и людьми из самых разных слоев советской жизни, государства и общества. В архивах и библиотеках мне удалось получить документальные свидетельства, которые не могли дать личные воспоминания. Документы последних лет СССР открыты и доступны в архивах, в том числе выложены и в электронные базы данных. Особенно ценны для истории стенограммы того, что обсуждалось в окружении Горбачева и Ельцина, в государственных органах, на заседаниях парламента, на собраниях радикальной оппозиции, на многочисленных конференциях экспертов и ученых. Особую ценность представляют личные документы, заметки и записи, письма и дневники. Ценнейшую информацию мне также дали архивы в США и интервью с многочисленными американцами, свидетелями и участниками описываемых событий. Хочу повторить: никто не следил за событиями в СССР пристальнее, чем аналитики другой сверхдержавы.
По мере сбора данных для этой книги я корректировал свои суждения, отказывался от того, что раньше считал неопровержимым, и ставил под сомнение прежние выводы. От некоторых убеждений я не отказался. Я продолжаю считать, что централизованная советская экономика и горбачевский «социалистический выбор» были обречены. В то же время я уже не столь уверен, что распад коммунистической партии как стержня государства, был таким уж неизбежным и необходимым делом, как считала вся прогрессивная общественность в начале 1990-х годов. Меня поражает, как много людей ясно видели надвигающийся кризис и при этом не смогли представить себе, что крах государственности может похоронить под руинами не только пороки, но и лучшее, что существовало в советском обществе, например, интеллигенцию, фундаментальную науку, веру в прогресс и гуманизм. Также удивляет, сколько исторических деятелей радикально поменяли взгляды за пару лет под влиянием политических страстей, страхов, идеологических иллюзий или заблуждений, а также личных амбиций. Сама эта смена убеждений или взглядов – вернейший признак революционных перемен.
По прошествии
