слова, как Сонни и Джимми убежали и как Фрэнки Маккарти разнес лавку и пытался уничтожить мистера Джи. Она кисло улыбнулась, когда он рассказал, как вызвал скорую, однако улыбка пропала с ее лица, когда выяснилось, что он просто выбежал из магазина, – она испугалась, что полиция может подумать, будто он имеет отношение к тому, что произошло с мистером Джи. Тогда он сказал, что убежали как раз Джимми и Сонни, а он стоял у подъезда дома № 378 по Эллисон-авеню и видел, как скорая пробиралась меж глыб замерзшего снега, а за нею первая из трех полицейских машин. Все они остановились достаточно далеко от входа в лавку мистера Джи, поскольку вокруг громоздились кучи снега. Наружу высыпали посетители бара Кейсмента, и Майкл присоединился к ним. Они курили и говорили о том, что от подобных дерьмовых выходок страдает вся округа, и Майкл почувствовал себя в безопасности. Эти люди не позволят Фрэнки Маккарти причинить ему вред.
Затем он увидел, как с Гарибальди-стрит по заснеженному тротуару к дому подошла жена мистера Джи – маленькая толстая женщина в пальто и сапожках держала в руке полную сумку еды; в квартале от дома она остановилась и, прищурившись, взглянула на карету скорой; он видел, как она заторопилась, пошла быстрее по слежавшемуся снегу, поскальзываясь и вздрагивая. Когда мистера Джи вынесли на носилках, и санитары, изловчившись, пытались пронести его через сугробы, Майкл услышал ее крик и увидел, что она побежала, выронив сумку с продуктами, и по снегу разлетелись жестянки с супом «Кэмпбел», коробка пшеничных хлопьев и два рулона туалетной бумаги.
Он рассказал маме обо всем этом, она взяла его за плечи и прижала к своему теплому телу, затем сняла с полки небольшой стаканчик и налила себе своего любимого сладкого вина – темно-пурпурного вина под названием «Моген Дэвид».
– Святый боже, – сказала она. – Бедная женщина. Бедный муж.
Майкл не рассказал ей о своем замешательстве.
Дело в том, что на улице и в школьном дворе ему приходилось слышать истории о том, что евреи – это жадные и подлые христоубийцы. Но когда бедного мистера Джи, еврея, столь жестоко избили, никакого восторга он не почувствовал. Если бы евреи были плохими людьми, Фрэнки Маккарти считали бы героем. Но в лавке сладостей один лишь мистер Джи в открытую выступил, чтобы защитить Сонни. И в ответ Фрэнки повел себя жестоко и порочно, как гангстер, а Сонни сбежал. Именно это и вызвало у Майкла ощущение болезненной путаницы. Он не мог выразить и собственный страх, позорную трусость, которая не позволила ему помочь старику. Он не мог смириться с одним отвратительным фактом: пока Фрэнки Маккарти избивал мистера Джи, Майкл ничего не сказал и не сделал. Сонни убежал, – думал он, – а я просто застыл на месте. И когда все закончилось, мистер Джи лежал на полу, истекая кровью, а Фрэнки приказал мне забыть все увиденное, я лишь кивнул головой.
– Дрянной он тип, этот Маккарти, – сказала мама Майклу. – Он из неблагополучной семьи и закончит свою жизнь в канаве.
– Похоже, что он чокнутый, мам.
