окидывала собеседника. Алина Николаевна гордо гордилась своей гордостью и очень быстро дала понять Аделаиде, что все её прошлые заслуги в учёбе «яйца выеденного не стоят». Потому что на самом деле все её «пятёрки» – это не от «больших способностей» к учёбе, а «зубрёжка», замешанная на нежелании школьных учителей «вступать в дебаты с её родителями». Алина Николаевна Белкина довольно быстро дала Аделаиде понять, что ей по химии четвертная отметка «три» или «четыре» красная цена. Ни о каких «пятёрках» речь идти не может. Она так же беззастенчиво сообщила, что с такими «очень средненькими умственными способностями» Аделаиде «подошла специальность парикмахера при каком-нибудь банно-прачечном комбинате». Аделаида, конечно, не совсем ей поверила, она всё-таки считала, что банно-прачечный комбинат вовсе не предел, которого она может в жизни достигнуть… Но Алина Николаевна, скорее всего, как и мама, «лучше знала» и считала своим прямым партийным и просто человеческим долгом указать каждому ученику номер его жизненной ниши.
Так и пролежали эти самые бесконечно замечательные «вишни» с синюшными листьями в ящике письменного стола, пока совсем не вымазались чернилами и не выцвели… зато мама папину воспитательную методу очень одобрила.
Глава 2
Сёма продолжал ходить на плаванье, показывал совершенно фантастические результаты. Это было так странно! Такой ленивый, флегматичный и, казалось бы, совершенно без азартный Семён возглавлял сборную города! Его начали возить на соревнования, спортивные сборы. Иногда он не появлялся дома по две недели, а то и больше. Он неожиданно для Аделаиды стал исчезать и так же неожиданно появляться. Дома никто не говорил, не обсуждал, не заострял внимание, дескать, вот Сёма завтра уезжает или послезавтра. Приходишь со школы, а его дома нет – это означало, что он опять уехал. Казалось, он живёт в параллельном мире, по одному с ней адресу, но, как учили по геометрии, оказывается, две параллельные прямые действительно не пересекаются… Последнее их общение было полгода назад, когда Аделаиде вдруг страшно захотелось о младшем брате заботиться, ну, типа как Ирка, у который были и бабушка, и дедушка, и красивые обёртки на учебниках, заботилась о своей младшей сестре Вике. Вот захлестнула Аделаиду то ли зависть к Ирке, то ли внезапная нежность к младшему брату, который не так давно слюнявил ей корочки от булок и сморкался в её кофты. Захотелось ей вылить на него всю свою нежность, как маленькие девочки от избытка чувств целый день могут носиться с шелудивым котёнком на руках, целуя его и выковыривая из глаз козявки. Но ни обниматься, ни ковырять у Семёна в глазах было нельзя. То есть даже смешно! Во-первых бы и сам Семён не дался. Он бы подумал, что сестра сошла с ума. И потом – мама с папой! Это же было бы разговоров на несколько лет! «А помнишь, как ты братика обняла, и он испугался?! Ха-ха-ха!!!» Мама всегда говорила, что надо «скрывать» свои чувства, «надо быть сдержанным всегда и во всём!» Аделаида долго думала и не смогла
