там? – Мудрослов пожал плечами. Потеря кузницы действительно стала бы для него болезненным ударом: Жмур, как никто точно, научился воспроизводить в металле его чертежи.
– Их семью преследует стража, им угрожают пытками и смертью.
– Это невозможно. Жмур – законопослушный человек, он никогда не позволит себе ничего дурного, – мягко ответил Мудрослов.
– Насколько я понял, беда с его старшим сыном. Он скрылся от стражников, и теперь они давят на семью в надежде, что родственники знают, где он прячется. Мальчишка всегда был шалопутом, – это Лобан добавил от себя: он хорошо знал семью Жмура и надеялся женить своего сына на одной из дочерей кузнеца, когда настанет время.
– Хорошо. Я поговорю со Жмуром и попробую что-нибудь сделать для него. Лучший кузнец в городе может рассчитывать на мое покровительство, верно? – он улыбнулся слуге.
– Конечно, благородный Мудрослов, – благодарно улыбнулся Лобан.
Мудрослову, как никому из благородных, приходилось часто бывать в городе и работать с подлорожденными вместе, бок о бок. Он руководил рудокопами, плавильными мастерскими, доменными процессами, кузницами. В городе и в его окрестностях все, кто имел дело с металлом – от ювелиров до тех, кто выплавлял дешевые чугунные горшки, – все зависели от него, все нуждались в его советах. Как ни старался Мудрослов быть снисходительным к людям подлого происхождения, как ни стремился изобразить искреннюю заинтересованность в их делах и заботах, но так и не научился преодолевать некоторого отвращения, презрения к их образу жизни, а главное – к образу мыслей. Эти люди ничего, в сущности, не умели, они не стремились получать новые знания, а тем более – пробовать, добиваться, экспериментировать. Они знали ремесло, не больше и не меньше; любая необычная ситуация могла стать для них неразрешимой задачей. Мудрослов и тут был терпелив. В молодости он пытался им что-то объяснять, но вскоре понял: они его не понимают, хотя и кивают головами. Не объяснять, а показывать – вот что им требуется. И он показывал. Он давал точные и готовые рецепты – в какой пропорции смешивать шихту, какого цвета должен быть огонь в доменной печи, под каким углом и с какой частотой нужно ударять по заготовке молотом, сколько флюса требуется засыпать в тигель. И не мог не презирать их за это.
Кузнец Жмур – угрюмый и работящий человек – благоговел перед Мудрословом. Он хорошо владел ремеслом, отличался хорошей памятью, и, пожалуй, его руки можно было назвать золотыми. Но что толку в золотых руках, если им не помогает голова? Мудрослов презирал их всех, и, наверное, кузнеца Жмура – в особенности. За его подобострастие, за его ограниченность, за его нежелание хоть немного отступить в сторону от привычных методов. Надо же: имея верную руку и наметанный глаз, этот человек ничего – ничего! – не мог создать сам. Не мог и, главное, – не хотел.
Отец Мудрослова умер рано, едва дождавшись Посвящения сына. Посвящение стало переломом, откровением: перед Мудрословом
