примеру.
– Как сама думаешь? Бросила меня, уехала, а теперь «как дела»? Тоже мне!
Майя почувствовала укол совести.
– Прости… Не могла же я тебя забрать с собой! К тому же, ты привык…
– Ещё чего выдумай! – Кактус был непреклонен. – Сплошные отговорки. Ничего, и без тебя справился. Выжил. Не засох. Тоже мне. Ух, как кольнул бы иголками!
– Получил бы в ответ, – не сдержавшись, парировала Майя. «Интересно, у него всегда был такой характер?», – задумалась она на мгновение, но вслух лишь пригрозила: – У меня теперь они тоже есть.
– Да слышал уже. Все болтают, даже декабрист проснулся. Почуяли вмешательство. Насторожились. Беде быть, точно говорю. Нельзя вам, людям, с Матерью вровень вставать! Ну, раз сама она решилась, то так тому и быть. Не нам на её волю сетовать. Только вот…
– Что?
– Ты ими, иголками-то, пользоваться-то научись сначала, прежде чем угрожать. Тоже мне.
Майя почувствовала, как нарастает отступившая ненадолго паника, и рассердилась. Вероятнее всего – на себя.
– Научусь! Что ж, надеюсь, это не иглы делают тебя злым. Не хочется, знаешь ли, стать такой же.
– Тоже мне! – откликнулся кактус. – Может, и не помешало бы… Ну, ладно уж. Чего хотела-то? Зачем сюда лезешь? Тоска заела?
– Иглы разорвали одежду. Хотела взять старую…
– А чего не через дверь?
– Не хочу! – Майя поджала губы, решив, что не обязана оправдываться.
– Твоё дело, тоже мне. Не нам судить, кто чего сделать захотел. Только вот одежды тут давно нет.
– Как это «нет»?
– Так родительница твоя ещё много лет назад собрала и отдала кому-то. Говорила, что носить такое – блажь и ересь, подобное только нищим и сгодится. И что дома она это держать не будет, мол, когда вернёшься, купит нормальные, порядочные вещи. Приличные. Всё. Ничего больше не сказала. Хорошего, то есть.
Надежда, что отношение к матери было предвзятым и ошибочным, лопнула как мыльный пузырь, окатывая ледяной волной злости. И в то же время Майя почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение: сделанный много лет назад выбор оказался правильным.
Ничего не ответив кактусу, Майя направилась к краю крыши. Голосов слышно не было, значит, никто из дома не выходил.
Хотелось покинуть это место как можно скорее, и девушка, игнорируя решётку для клематиса, решительно прыгнула в снег. Как делала много лет назад.
Майя пригнулась и проследовала к калитке, от холода уже не ощущая рук. Внимание привлекла покачивающаяся на бельевой верёвке нежно-розовая кофта, принадлежащая, судя по всему, матери. Рядом висели чёрные папины джинсы.
Оглянувшись по сторонам, девушка невесело хмыкнула. Даже при вконец испорченных отношениях и неприязни воровать у собственной семьи – последнее, на что она была готова. Но ещё меньше хотелось застыть посреди огорода, как ледяная статуя,
