комнату, стены которой украшены стихами непревзойденного Хафиза. Хозяин, встав со мною посреди комнаты, поднял глаза на одну из стен и, водя пальцем по строчкам, стал декларировать на фарси каллиграфическую надпись, исполненную арабской вязью. И так, медленно поворачиваясь от одной стены к другой, мы совершили полный круг, оставаясь в центре комнаты.
В ходе традиционного опроса, принятого в среде бухарцев, очень скоро выяснилось, что оба мы являемся выходцами одного и того же квартала.
– Ҳа-ҳа, гузар-и Мирзо Фаёз! («Да-да, квартал Мирзо Фаёз») – подтвердил мои слова устоз и я в ту же секунду проникся гордостью и уважением к… самому себе, поскольку, даже в книге О. Сухаревой «Квартальная община позднефеодального города Бухары» нет упоминания об этом квартале, несмотря на то, что он достаточно известен в среде коренных жителей. – Я и сам, можно сказать, оттуда родом.
И тут я окончательно вспомнил своего собеседника: такое впечатление, словно открылся некий скрытый канал, который на самом деле никогда и никуда не исчезал. В мгновение ока я перенёсся в своё далекое детство и перед моим взором пёстрым калейдоскопом, как в киноленте, пронеслись отдельные фрагменты нашей жизни, которые я узнал с лёгкостью, не прилагая особых усилий. Будто это давно установленный факт, не подлежащий сомнению – аксиома, говоря современным языком. Ведь никто же не станет отрицать, что ежедневно поутру Солнце всходит, а вечером того же дня светило клонится к закату. То же самое и с Луной. То же самое произошло и во мне.
Ещё с детских лет, когда мы с отцом тайком собирались в дедушкином доме на ежемесячный зикр «хатм-и ёзда», мне доводилось слышать имя моего визави. Правда, тогда оно звучало без всяких почетных званий и приставок, просто – Ғафурҷон. Выяснив для себя, какого он года рождения, я быстро вычислил, что домулло на 7 лет старше меня.
Оказалось, что он очень хорошо помнит не только моих родителей и дедушек (причем, с обеих сторон, что – впрочем – неудивительно: ведь все они жили в одном квартале), но и моего двоюродного дядю – Амак-и Зокирҷона – проживавшего там же, в небольшом узком переулке («пасткўча»). Надо ли лишний раз пояснять – какая у нас сложилась доверительная и теплая атмосфера.
Тем не менее, чувствуя, что нас в любой момент могут прервать очередные гости, я попытался сконцентрироваться на главном с тем, чтобы не «распыляться» на то многое, что было заготовлено заранее и шмелиным роем крутилось в голове. Едва я успел запинаясь воспроизвести первые строки из того двустишия, как домулло остановит меня, пытаясь помочь.
– Я Вас понял – о чём идёт речь. – успокоит он. – Вот как дословно звучит это двустишие:
Гар дар Ямани бо мани – пеши мани,
Гар дар пеши мани бо ман наи – дар Ямани.
И пояснит, что во второй половине XV-го века в кругу приверженцев и учеников великого Хаджи Ахрара, оказался вполне способный и не по годам мудрый молодой шейх Сайид Абдулла из Йемена,
