случайно оказался за её спиной? На танцах, правда, держался, не подходил. Но потом, когда танцы кончались, он сломя голову полетел к ней, потому что объявили последнее танго. Домой надо было лететь сломя голову, а не туда, где она стояла. От неё бежать надо было, а не к ней!
И потом, с чего он взял, что может ей понравиться?
Дрожала её рука, когда танцевали? Так Маша, наверное, замёрзла. В клубе было прохладно. Хотя Косте-то в клубе, наоборот, было жарко. Ошибся, выходит?
В общем, так: ему было жарко, а ей – холодно. Девочка замёрзла.
Правда, Егор говорил, что она из Сибири.
Ну, и что? Знаем мы этих сибиряков! На югах замерзают. Костя сам читал в «Известиях» о несчастном случае: на Кавказе погибли от переохлаждения два человека из Красноярского края.
Что эти двое были альпинистами и их накрыло снежной лавиной, можно не вспоминать. В главном-то, он, Костя прав.
Кавказ – это юг? Юг. Красноярск – Сибирь? Да. Замёрзли сибиряки? Замёрзли.
Что ещё было-то у них с Машей, чтобы он о ней постоянно думал? Встреча у магазина, когда она летела с крыльца, звала мамочку и насмерть перепугалась, увидев вместо неё его, Костю?
Нет, здесь, пожалуй, зря он иронизирует. Она, действительно, очень испугалась. Шутка ли, с такой верхотуры упасть! А если бы его рядом не оказалось?
Костя представил, что могло быть, не окажись его тогда возле крыльца, и зябко повёл плечами. Сотрясение мозга получила бы она, не меньше.
И грустно произнёс вслух:
– Похоже, сотрясение мозга получил я.
О дне её рождения он старался даже и не вспоминать, от этого его голова совсем шальной делалась.
Костя вздохнул, бросил взгляд на часы и пошел в общежитие.
«Муравейник» затихал. Музыка уже не гремела, прекратилось хождение по коридору. Рабочий люд отходил ко сну. Но у Костя отойти туда никак не получалось. Лег на кровать, включил транзистор, нашёл нужную волну. Сейчас по «Маяку» начнётся его любимая передача «После полуночи». Он будет слушать хорошие песни, отвлечётся от невесёлых мыслей, и Маша уйдёт.
Но Маша упрямо не хотела уходить. Более того, затащила-таки его на свой день рождения, хотя он и сопротивлялся из последних сил!
Вот она стоит перед ним, сияет своими серыми глазищами, улыбается и говорит, что рада его, Костю, видеть. Этикет, конечно, соблюдала. Как же, рада! Да ещё очень! Именно ему рада! Он, Костя, хоть и технарь, но это понял сразу. Про этикет, конечно.
Вот она, наевшаяся хмельных ягод, смотрит на него недоумённо и не понимает, почему он запрещает их есть дальше.
Вот…
– Да кончится это когда-нибудь, в конце-то концов? – немо вопрошает Костя Машу.
А из транзистора неслась уже открытая угроза его свободе:
Я тебя давно опоила
Колдовскою травой.
Никуда не денешься,
Влюбишься
