своих родных шнурков и подвязывались теперь какими-то случайными кусками белой веревки. На боку у одного из них красовалась синяя заплатка. Брюки были шиты года два назад и с тех пор сильно сели, на вытянувшихся ногах они едва доставали до середины икры. Правда, носки были длинные и не давали проглядывать голой коже. Никто, кроме самого их хозяина, не знал, что пятки у этих нитяных носков давно истерлись, и только прикрытые обувью, они производили безупречное впечатление.
Старшеклассник шагал, прорезая площадку по прямой, и теперь уже было очевидно, что шел он именно за остатками хлеба. Не успел парень поравняться с корзинкой, как дежурная, прижимая к себе миску, развернулась и ушла, не дождавшись его.
Он подошел к корзинке и замер. Потом нагнулся и выудил из нее две пампушки. Внутри оставалось еще две. Бог знает, почему он решил оставить их там.
Когда он распрямился, взгляд его мазнул по трем пустым посудинам. На дне категории «Б» оставалось еще немного жидкости. Со стрех падали в бульон крупные капли, и оттуда брызгало наружу остатками еды. Он наклонил голову и оглядел затуманившийся двор: кругом не было ни души. Тогда он быстро присел на корточки и суетливо, как воришка, принялся вычерпывать половником похлебку пополам с дождевой водой. Жестяной половник скреб по дну с пугающим скрежетом. Кровь прихлынула к худому лицу юноши. Большая капля сорвалась с крыши и обрызгала его всего супом. Парень прикрыл глаза, и стало видно, как по щекам медленно катятся слезы. Будем считать, что виной тому была попавшая ему в глаза перчинка.
Он тут же вскочил на ноги, отер лицо и, сжимая свои полмиски супа, резко зашагал за угол, к кипятильне. Там, у задней стены, он долил из крана кипятка и наломал в миску гаолянового хлеба. Опустившись на корточки, школьник принялся жадно глотать похлебку.
Вдруг что-то заставило его остановиться. К корзине с хлебом подошла девушка, цапнула оттуда две оставшиеся пампушки и кинулась прочь. Он долго смотрел вслед ее удаляющейся растрепанной фигурке.
Это стало привычным делом. С самых первых дней учебы они оба приходили есть последними – просто молча забирали свою пайку черствого хлеба. Так выходило безо всякого умысла. На самом деле они даже не были знакомы. Никогда не перекидывались ни словом. И он, и она окончили среднюю школу – каждый в своей коммуне, а потом по рекомендации учителей оказались в уездном центре. Учеба началась не так давно, и народ в классе еще не успел перезнакомиться.
Он по-прежнему сидел на корточках под крышей, усердно жевал и думал: наверняка она приходит последней по той же причине, что и он сам. Да, точно. Просто денег не хватает на нормальную еду. Болезненное юношеское самолюбие – вот что заставляло их забирать свои невзрачные харчи украдкой от любопытных взглядов, чтобы избежать безмолвных насмешек.
Но он не знал о ней ничего. Только помнил, что на перекличке она отзывалась на имя Хунмэй, а фамилия ее была Хао. Она наверняка тоже знала только то, что звали
