сделав шаг назад.
Язык мой – враг мой. Я же разговариваю как воспитатель с родителем, почему я решила дерзнуть?
Ворвавшийся в мое личное пространство запах от одеколона распалил рецепторы обаяния, что я чуть не растеряла уверенность. Мне этого не надо. Господи! В тот вечер я проклинала мужчину на чем свет стоит, неприятный и наглый, в нем не виделось ничего стоящего; а в настоящий момент волнуюсь от одного взгляда на него, тягостного присутствия, как шестнадцатилетняя девочка, столкнувшаяся впервые с парнем. Не могу подобрать слов, вечно сглатываю, дергаю пальцами свою кофту, переминаюсь с ноги на ногу. Да что со мной такое? Откуда такая стеснительность взялась?
Помню первую встречу с мужем. Мы разговорились без каких-либо запинок: шутил, помогал, интересовался, а я находилась под защитой надежного пледа, потому что с Мишей не было умалчивания. Столетние друзья встретились вновь. Непринужденность обстановки. И никакого бешеного электричества.
А перед ним, Семеном, волоски встают дыбом.
– Снова дерзишь, – делает следом за мной шаг, засовывает руки в карманы брюк, представ передо мной с иголочки восходящим жгучим солнцем. Где мой крем от загара?
– Когда мы успели перейти на «ты»? – приподнимаю подбородок.
Я его не боюсь.
– Ты сама в прошлый раз обозначила наши рамки, истеричка, – шепчет Семен Олегович. – Ничего не хочешь сказать?
– Не понимаю, к чему ты клонишь…
Облизывает нижнюю губу, подчинив проследить за этим с завораживающим интересом, и хрипло выговаривает:
– Извиниться.
Пару дней назад я бы вступила на тропу честности, ибо пытливость съедает всю без остатка, но мизантроп во мне стремиться отдать дань порокам. Я не могу вымолвить ни слова, внутренняя агония мешает доставить удовольствие этому заносчивому типу радость от главной роли в ситуации. Никак… Бесята в зрачках торжествуют из-за влияния, которое оказывает на меня одно пребывание в помещении мужчины, им нравится куражиться, играть в крестики-нолики, гнать лошадей за пределы разумного…
– Варя, ты одеваешься? – перевожу внимание на его дочку, обходя стороной, подхожу к моей воспитаннице, которая с усердием натягивает сапоги.
Сбегать проще.
– Угу, – кивает.
Помогаю ей надеть остальные вещи, убрать в шкафчик по нужным отсекам сменку и осматриваю наличие опрятности. Поправляю шарфик, завязываю шапку, полностью отгородившись от прожженного взгляда, что направлен на меня. Это мешает концентрироваться на работе своих рук, будто совсем не мои, ошибаюсь или цепляюсь, про себя пятый раз ругаясь.
– Я хотела предупредить, чтобы вы завтра привели Варю до 8.20, так как рано будет кружок «Буквоежка». Вы же записывали ее туда? – говорю без запинки, а сама съежилась. Не смотри на него. Не смотри.
– Хорошо, – беспечно бросает и встает рядом. Тише добавляет: – Мы не закончили…
По-моему,
