заклепкой не попали. И кричите в полный голос, с криком тело расслабляется и раны не такие страшные остаются. В карцере не бойтесь ничего – всегда кажется, что тебя там забыли, на самом деле – никого там не забывают. В случае чего – ребята напомнят. Потолок там на голову не опускается, крыс-мышей нет, воздух не кончится. Зато спать там можно сколько угодно, хоть и холодно иногда. Если они хотят вас унизить, а у них это бывает, – здесь никто друг над другом не смеется. Если кому-то днем отбили почки, то он ночью может намочить постель, и это не смешно, это больно. Если голым выгнали на плац – это тоже не смешно. Девочки закроют глаза. Если они смеются над вашими слезами – ничего унизительного в этом нет, мы все разные, кто-то сильней, кто-то слабей. Мы можем ссориться друг с другом и что-то доказывать друг другу, но мы – единое целое. Единственное, что не прощается, – это доносительство. Даже под страхом наказания, даже если тебя пытают или грозят смертью – мы друг друга не выдаем. В этом не бывает слабых или сильных, в этом мы все равны.
На ужин – в столовой с пятью длинными столами – перед каждым воспитанником поставили кружку с водой и положили кусок мокрого ржаного хлеба.
– Здесь всегда так кормят? – спросил Йока Малена.
– Нет, это из-за бунта, обещали неделю так кормить.
Йока хотел есть. Они позавтракали в лагере Пламена, но легко, чтобы не тянуло в сон. Пока он ждал приезда Инды, ему приносили обед, но Йока слишком сильно волновался, чтобы как следует поесть, – так, поковырял что-то в тарелке.
Кусок ржаного хлеба показался неожиданно вкусным, но очень маленьким.
– Хочешь еще? – спросил Мален, протягивая половину своего куска.
– Нет, – ответил Йока.
– На самом деле я не очень люблю есть. Я поэтому такой худой, а не потому что меня недокармливают.
– Все равно не хочу. И… никогда мне больше такого не предлагай.
– Хорошо, – легко согласился Мален. Но хлеб не съел, а спрятал за пазуху.
А вот что Йоку не напугало – так это ходьба строем: в Академической школе порядки были ничуть не менее жесткими. Так же все вставали при появлении учителя, так же по команде садились за стол в столовой и по команде поднимались. И без обеда Йоку тоже оставляли не раз и не два. Что бы там ни было, а выучка Академической школы пошла ему на пользу.
На поверке после ужина он понял разницу, когда чудотвор, прохаживавшийся вдоль строя, ударил Пламена ремнем по лицу. Ударил почти ни за что, Пламен только повернулся и хотел сказать что-то Йоке на ухо. Чудотвор не предупреждал, не делал замечаний – просто молча ударил. Со всего плеча. Йока отшатнулся и зажмурился, а Пламен вскрикнул и прикрылся рукой. Это даже отдаленно не напоминало удар указкой в школе, зато было очень похоже на удар цепью, который Йока получил на сытинских лугах: тяжелый ремень с металлическими заклепками рассек губу до крови и оставил вспухший красно-синий след на щеке и подбородке. Пламен выпрямился и хотел что-то сказать, но сзади зашептали:
– Пламен, не надо, встань прямо. Ты
