не понимая глобальности этих вселенских часов. То, что мы знаем на сегодняшний день, позволяет нам многое. Благодаря Колесу жизни, мы опережаем наше развитие на тысячелетия. Возможно, это и спасает нас и будет спасать, если, конечно, жрецам не удастся осуществить свой коварный замысел.
Мне очень жаль, Моисей, что я раньше не посвятил тебя в содержание этих великих трудов. Я думал, у меня еще будет время, но его не оказалось. Прости меня, как отца, мне действительно жаль, сын.
С этими словами Эхнатон распустил ленту на книге, которую держал Моисей, открыл ее и взял в руки лежащий на первой странице книги анх.
– Это анх, – молвил фараон. – Это символ вечной жизни, который я хранил именно для тебя. Держи его всегда у сердца, и тогда дыхание жизни будет всегда с тобой. Этот ключ жизни нам оставил первый Бог Адам, храни этот анх, Моисей.
Запомни, Моисей, Бог един. Каждая культура будет называть его по-своему. Я зову его Атоном, ты наречешь его иначе, но все мы будем говорить об одном и том же. Для кого-то это будет Ра-Адам, Татенен, Атум, Птах, Душа Всего, Нун и даже Сет, Демиург, Исфет Ты должен чувствовать своего Бога, и, если это истинный Бог, однажды он будет явлен миру.
Ты спрашивал о храме богов, сын, так запомни – нет ни одного храма, священней храма Сердца, что внутри нас. Важней слепой веры та, что исходит из сердца и приходит к Богу напрямую – без ритуалов и священников. Бог живет у тебя в сердце, он ближе всего того, что у тебя есть. Общайся с ним, и он тебе обязательно ответит. Помни это, Моисей.
С этими словами Эхнатон закрыл священную книгу и накрыл ее ладонью Моисея.
– Я передаю тебе судьбу земли, Моисей. Передаю судьбы миллионов поколений. Распорядись ими, как должно детям богов.
Моисей с трепетом прижал к себе книгу и поклонился Эхнатону.
– Великий фараон, отец мой, данный мне богами, жизнь моя и большая часть сердца моего! Ты в должные руки передаешь эту книгу, я клянусь, что послужу провидению так, как этого хотят боги.
– Иди с миром, сын мой, – теряя последние силы, молвил Эхнатон. – Иди с Богом, иди с совестью и благородностью, которая присуща только великим мессиям. Я благословляю тебя.
С этими словами в ушах и сердце Моисей вышел из отцовских палат, а Эхнатон остался на балконе, откуда он смотрел прощальным взором на великого стража времени. И Нефертити пошла к нему.
Моисей был поражен. Он не ожидал услышать ничего подобного. В нем все перевернулось. Все его представления о сущем рухнули и придавили обломками. Тяжело было из-под них выбираться. Тяжело принять данное ему откровение. Но вместе с тем откуда-то взялась ясность. Теперь Моисей начинал понимать то, что исподволь не давало ему покоя. Теперь все сходилось, сомнения, что терзали его душу, испарились куда-то. Из мглы заблуждений перед ним начала проясняться картина сущего, с которой он чувствовал неразрывную связь. Это
