Третий, облокотившись локтём об стол и поддерживая свою голову, внутри которой происходило отсечение того, что уже было сказано за сегодняшний день, всё же нашёл единственное незатронутое поле. Каждый из нас старался обходить нашу предстоящую деятельность стороной, но когда спираль замкнулась сама в себе, не оставалось никакого выбора, кроме как поговорить и об этом. Мы должны были это сделать.
– А мне вот что интересно, – начал он угрюмо, – вселенная внутри нас существует и прямо сейчас и просто раскрывается, когда связь с действительностью полностью обрывается и как бы открывает нам и остальным доступ к ней или всё же именно момент смерти формирует мир внутри нашей души?
Возникло минутное молчание, мы пытались обдумать этот вопрос. Я уже задавался им сегодня, когда наш учитель косвенно затронул эту тему. Стоило бы спросить об этом у него, но что-то подсказывало мне, что он не имеет ни малейшего понятия о том, как всё устроено. В общем-то, он сам и сказал об этом.
– Думаю второе, – ответила Шпала и пожала плечами, окинув нас взглядом.
– А мне кажется, – высказался и я, – что и прямо сейчас, где-то там, мы строим мир, который будет нашим пристанищем, когда мы умрём.
Моё мнение, надо признаться, было основано, скорее, на вере, чем на продолжительных логических сопоставлениях доступных фактов, которые бы приблизили меня к истине. Я просто хотел верить в это, не знаю почему. Мысль о том, что конец это начало пугала меня и сводила с ума, может, поэтому я и решил отбросить другую идею.
Возникла небольшая пауза. Смех опьянённых мужчин, звон стекла, чавканье ртов, шум вечернего бара.
– Проблема в том, – снова заговорил Двадцать Третий, – что это тот вопрос, на который нет ответа, по крайней мере, сейчас. Это как вопрос о существовании Бога, мы не можем доказать, как то, что он есть, так и то, что его нет.
– А может и нет никаких миров? – вдруг спросила Толстушка.
Мы все посмотрели на неё странным пьяным взглядом.
– Нет, ну это уже слишком, пора нам выбираться отсюда! – расхохотался Двадцать Третий, которого поддержали все мы, и вскоре наши уставшие тела оказались под сиянием полной луны.
Ещё около десяти минут мы пошлялись по улочкам ночного города, а затем разошлись по домам. Косвенно, да и явно, было видно, что Двадцать Третий и Шпала отправятся проводить ночь в одну койку. Я же испытывал к каждому из них, в частности и к Толстушке, исключительно дружеские чувства, собственно, как и они ко мне. Наверное, по закону жанра, я должен был проявить инициативу и пригласить её к себе, но во мне не было этого самого позыва, который бы толкнул меня к тому, чтобы связать с ней свою личную жизнь. По этому же закону впоследствии должно было бы выясниться, что она безумно влюблена в меня и в итоге я бы либо изменил своё отношение к ней, либо же это превратилось в ужасную драму, и мы бы были счастливы либо вместе, либо раздельно. Но к счастью или, быть может, к горю, этот закон не действует в этом мире.
Тем не менее, когда я одиноко шагал в своё
